А. Гамильтон и американская Конституция

обращения бумажных денег… и в этом случае получают жизнь или, другими

словами, активное и продуктивное качество».[36]

Гамильтон подчеркивал, что предлагаемые им меры рассчитаны

непосредственно на государственных кредиторов, инвесторов, вкладывающих

средства в ценные бумаги, и промышленников и не задаются целью предоставить

преимущества одним группам или секторам за счет других. Призывая к гармонии

интересов, он обещал всеобщее процветание, в том числе и аграрного

большинства. Существенный подъем промышленного сектора, предсказывал он, «в

некоторых случаях создаст новый, а во всех остальных обеспечит более

устойчивый и долговременный спрос на излишки сельскохозяйственной

продукции». Все же очевидный упор гамильтоновской программы на развитие

коммерции и промышленности, в том числе на быструю прибыль, которую она

обещала бизнесменам Севера, в очень скором времени привел к образованию

мощной оппозиции, главным образом на Юге и среди аграрных штатов. Борьбу

между Гамильтоном и его противниками, вызванную конфликтом экономических

интересов, обостряла начавшаяся в печати идеологическая полемика. Враги

Гамильтона видели в нем не предвестника экономических перемен, а преемника

коррумпированных сил, от которых американцы только недавно освободились.

Как отмечает Ланс Бэннинг, гамильтоновская «программа финансирования сразу

же оживила в памяти английский опыт и неохаррингтоновские страхи перед

перераспределением собственности, что, в конечном счете, подрывает

социальную структуру, на которой держится республиканское государство».[37]

Что касается собственности. То министр финансов действительно стремился

склонить чашу весов в пользу предпринимателей за счет плантаторов и мелких

землевладельцев. Тем не менее, его отношение к классу предпринимателей

взывает не столько к британскому (колониальному) прошлому, сколько к

американскому будущему. Как и ряд его последователей, Гамильтон иногда

заигрывал с предпринимателями, иногда проклинал их, но нуждался в них,

поскольку они занимали центральное место в его планах. Сам же он как

государственный деятель, был движим скорее политическими, чем

экономическими мотивами, хотя был уверен, что капиталистическая жажда к

наживе может быть первостепенной задачей для большинства американцев и

главным средством к достижению величия страны. Таким образом, успех

Гамильтона – государственного деятеля зависел от правильности подхода к

экономическим стимулам и их использования.

Гамильтон считал, что широко распространенная в Америке жажда богатства

способствует предпринимательской деятельности. И если американцам не

хватало духа гражданственности, то, по крайней мере, у некоторых из них

присутствовал дух предпринимательства. В 11-ом номере «Дифенса», в серии

статей в защиту договора Джея, он заявил: «Каковы бы ни были результаты

предпринимательства, нам не надо бояться, что кто-либо в мире нас

превзойдет. Можно смело утверждать, что предпринимательство – наша

национальная черта».[38]

Предпринимательство объединяет в себе, с точки зрения Гамильтона,

главным образом, энергию и готовность идти на риск, а также определенное

благоразумие и широту интересов. Земледелец привязан к традиционным методам

ведения хозяйства и скован узкими местническими интересами. Предпринимателя

же, напротив, можно научить пользоваться возможностями, которые открывают

новые методы хозяйствования и расширение экономической активности.

Земледелец – перспективная добыча провинциальных политиков – демократов и

мелких демагогов. Предпринимателю же выгоднее ориентироваться на

центральное правительство и руководствоваться политикой, проводимой

государственным деятелем Гамильтоном.

Предлагаемая Гамильтоном экономическая система предусматривала

партнерство политиков и бизнесменов, и если мотивы и цели первых были по

сути классическими, то у вторых они, несомненно, отвечали требованиям

современности. Государственный деятель будет заниматься государственными

делами, а предприниматели посвятят себя делам частным. Но четко определить

границы между сферами деятельности политической и экономической элиты было

невозможно. При таком тяжелом положении американской экономики Гамильтон

не мог удовлетворяться существующим уровнем формирования капитала и

капиталистического сознания. Его задачей было улучшить молодую

капиталистическую систему и ускорить ее развитие.

Американский дух предпринимательства поражал Гамильтона, однако, его

очень тревожило стремление большинства бизнесменов следовать хорошо

проторенными путями. В коммерческой и финансовой сферах активность была

велика, но слишком мало американцев пробовало свои силы в трудном и

рискованном секторе обрабатывающей промышленности, которую Гамильтон

считал основой будущей экономики. Тенч Кокс, готовивший материалы к докладу

о состоянии мануфактур, сообщил Гамильтону, что «отсутствие

капиталовложений в промышленном секторе все еще остается большой

трудностью». Гамильтон намеривался ликвидировать этот недостаток. Если

среди бизнесменов Америки нет доверия к потенциальным возможностям

промышленности, то министр финансов его создаст:

«Опыт учит нас, что люди так часто и настолько прочно руководствуются

традициями, что принимают простейшие и очевиднейшие улучшения, даже в самых

обычных профессиях, с колебаниями и нежеланием медленно переходят от одной

стадии к другой. Можно ожидать, что в группе, длительное время занимающейся

определенной деятельностью, добровольный переход к новому виду будет

сопровождаться большими трудностями…. Поэтому желаемые скорейшие перемены

в этой области потребуют от правительства стимулирования и гарантий».

Многочисленные формы государственной поддержки, предложенные

Гамильтоном в целях поощрения роста промышленного производства – тарифы,

субсидии, страховые премии и т. д. – были нацелены на изменение сложившихся

традиций и преодоление нерешительности американских бизнесменов. Гамильтон

стремился не столько к поддержке уже активно действовавших капиталистов,

сколько к увеличению их числа и внушению им уверенности, которая

переполняла его самого. Новая система стимулирования в американской

экономике позволяла ему формировать характер, взгляды и действия

предпринимателей и передавать им свои убеждения. Если Гамильтон –

государственный деятель с пессимизмом относился к потенциальному

воспитанию политической нравственности, то его намерения создать

добровольных экономических деятелей отличались смелостью и дальновидностью.

Вместо того чтобы пытаться обучать и воспитывать хороших граждан. Он

поставил целью поощрение и формирование класса хороших капиталистов.

Гамильтон создал не только класс промышленников, необходимый для

развития капиталистического метода хозяйствования, но и капитал, с которым

они будут работать. В докладе о состоянии промышленности Гамильтон

доказывал, что Америка уже имеет основу для привлечения капитала,

необходимого для финансирования промышленного развития, приводя в качестве

примеров рост банков, привлечение иностранного капитала и «использование

консолидированного долга как одного из видов капитала». Эти три источника

получения капитала появились главным образом благодаря действиям самого

Гамильтона. Инициатора консолидации долга и создателя Банка Соединенных

Штатов. Введя гарантированные кредиты, Гамильтон добился динамики

экономического роста, что привлекло крупные иностранные инвестиции. Начав с

создания экономических средств, Гамильтон перешел к разработке системы

стимулирования класса предпринимателей в Америке.[39]

Объединившая промышленное производство, коммерцию и финансы

капиталистическая экономика как сфера деловой активности и риска была

динамичной и непредсказуемой; ей необходима была прочная инфраструктура:

кредиты, субсидии система налогообложения и регулирования. Гамильтон

занялся решением и этого вопроса. Его организационная деятельность,

особенно в министерстве финансов, способствовала принятию систематических

мер, благодаря которым оправдались прогнозы капиталистического пути

развития. Его штат сотрудников эффективно работал в поисках возможностей

поощрения экономической жизнеспособности новой системы и одновременно

удовлетворения стремлений народа к соблюдению законности.

Не остановившись на создании поощрительных мер, источников капитала и

надежной инфраструктуры для развития промышленного производства. Гамильтон

стремился продемонстрировать возможности, которые оно открывало для

бизнесменов. Государственный деятель становился, по крайней мере, на какой-

то момент, настоящим капиталистом. В этом новом проекте Гамильтон опирался

на Общество полезных мануфактур. Он организовал и даже написал проект о

выпуске акций этой корпорации с капиталом в один миллион долларов (это

сделает ее крупнейшим предприятием в Соединенных Штатах), которая наладит

новейшее промышленное производство в штате Нью-Джерси, в местечке, ставшим

позднее городом Патерсоном. У Гамильтона не было финансовой доли в этом

обществе, но политические соображения побудили его использовать огромное

влияние, которое он имел как министр финансов, в интересах корпорации.

Усилия Гамильтона стимулировать рост капиталистической экономики

заслужили одобрение бизнесменов. Фишер Эймс писал ему из Бостона о «

совершенном доверии, с которым наши состоятельные люди относятся к

правительству. Все здесь полны восторга и благодарности. Им известно, кто

заслуживает похвалы, и они с благодарностью ее воздадут». Окрыленные

экономическим бумом, которому в огромной степени способствовала программа

Гамильтона, предприниматели видели в министре финансов идеального

государственного деятеля. Тем не менее, их восхищение не превращалось в

готовность следовать его курсом по незнакомому экономическому пространству

или отказаться от сомнительных способов наживы. Действия Гамильтона –

государственного деятеля были гораздо успешнее в создании прибылей для

нарождающегося класса капиталистов, чем в направлении их деятельности в

русло выбранного им курса. О том, что большинство американских капиталистов

того периода предпочитали дававшие быструю прибыль спекуляции, а не

разумное и осторожное предпринимательство, которое способствовало бы

экономическому росту, говорят финансовые скандалы, разразившиеся в 1791 и

1792 годах. В первом случае продажа акций в Банке Соединенных Штатов

вызвало спекулятивную вакханалию, которая грозила сорвать экономические

планы Гамильтона; во втором – манипулирование рынком государственных

облигаций привело к финансовой панике и краткосрочной депрессии. И если

стабилизировать курс государственных ценных бумаг Гамильтону удалось, то в

борьбе со злоупотреблениями он оказался практически бессилен. В письме к

Филиппу Ливингстону он делится своими разочарованиями.

Письмо к Филиппу Ливингстону говорит о намерении Гамильтона возложить

на капиталистов ответственность перед обществом:

«Я замечаю, что определённые деятели продолжают спекулировать на

рынке ценных бумаг, пренебрегая интересами своих сограждан. На этот раз

должно быть проведено чёткое разграничение между честными людьми и

негодяями, между уважаемыми акционерами и биржевыми спекулянтами и

просто беспринципными игроками. Публичный позор должен сделать то, что

не может сделать закон». [40]

В этом письме звучит разочарование. Однако, новая экономическая

программа настолько способствовала спекуляциям, что у Гамильтона не

оказалось эффективных средств противодействия. Если недостойно вели себя

простые граждане, он обращался к закону, властям и даже репрессивным мерам,

чтобы установить контроль над этой деятельностью; однако, если аналогично

вели себя капиталисты, он прибегал лишь к угрозе публичного позора.

Государственного деятеля, связывавшего свои надежды с капиталистической

жаждой наживы, неминуемо ожидало разочарование, вызванное жадностью и

недальновидностью предпринимателей. Гамильтон – государственный деятель,

наделивший властью федеральное правительство, обнаружил, что он бессилен

перед злоупотреблениями тех, кого он считал творцами американского

процветания и прогресса.

Самым амбициозным и опасным из спекулянтов был прежний помощник и

близкий друг Гамильтона Уильям Дуэр. Занимая первый в истории пост

заместителя министра финансов и располагая, в силу своего положения,

конфиденциальной информацией, Дуэр воспользовался ею в целях личной

наживы. Реакция Гамильтона была прямо противоположной той резкой критике, с

которой он в свои молодые годы обрушился на С. Чейза.

Молодой Публий ужасался корыстолюбию и эгоизму людей, стремившихся

обогатиться за счёт государства. Министр финансов, посоветовав своему

коррумпированному другу умерить свою безграничную жадность, отнёсся к нему

скорее как к глупцу, чем нечестивому республиканцу.

Если пример Дуэра показал, как трудно трансформировать алчность в

добродетель, двигающую вперёд экономическое развитие, то Общество полезных

мануфактур стало показателем неспособности американцев в 1790-е годы

поддерживать тот тип промышленного производства, к которому стремился

Гамильтон. Общество оказалось убыточным, и в 1795 году его деятельность

прекратилась. Помимо неразумного управления корпорация страдала от

отсутствия производственного опыта и нехватки квалифицированной рабочей

силы. Однако наиболее серьёзной причиной её краха было нежелание

американских инвесторов вкладывать средства в производство, тогда как

спекуляция акциями и землёй сулила более выгодные перспективы. Возможно, на

их расчёты повлиял и отказ конгресса принять предложенные Гамильтоном меры

по стимулированию индустриального развития, содержащиеся в его докладе о

развитии мануфактур. Но даже если бы они и были приняты, весьма

сомнительно, чтобы американские предприниматели были готовы реализовать его

преждевременные, хотя и пророческие планы экономического развития. Ещё до

того, как предложить свою экономическую программу, Гамильтон, выступая в

Нью-Йорке за ратификацию конституции в 1788 году, сделал оказавшееся не

менее пророческим заявление:

«Пока собственность остаётся примерно равно распределенной, и

значительная доля информации просачивается в общество, при голосовании

будет существовать тенденция отдавать должное заслугам даже самых

незаметных людей. С ростом богатства и концентрацией его в руках

меньшинства, с усилением в обществе стремления к роскоши, добродетели

будут всё в большей степени рассматриваться лишь как приятное добавление

к материальным ценностям, и в складывающейся обстановке проявится

тенденция к отходу от идеалов республиканизма… Это общая беда, которая

грозит конституции не только нашего штата, но и всех остальных».[41]

В 1788 году Гамильтон рассматривал концентрацию экономической и

политической власти как явление неизбежное. Однако, будучи министром

финансов, он пришёл к заключению, что необходимо обдумывать и возможное

неравенство.

Он не испытывал сожаления по поводу того, что активное наступление его

экономической программы может привести «к отходу от идеалов

республиканизма». Сложную задачу примирения порождаемого капитализмом

неравенства и принципов республиканизма он оставлял в наследство своим

преемникам. И для будущих лидеров отношения с торгово-промышленными

кругами останутся одной из самых сложных сторон их деятельности. Однако,

перед ними стояла проблема иная, чем перед Гамильтоном; им не пришлось

стимулировать деятельность капиталистов, что так дерзко попытался сделать

Гамильтон. Они, скорее, пытались отстаивать свою независимость от

набирающих силы деловых кругов.

§5. Гамильтон и армия.

Влияние Войны за независимость

на мнение о профессиональной армии.

Гамильтон – государственный деятель обладал полнотой власти как в

финансовой, так и в военной сферах. Военная сила и слава занимали ведущее

место в его архитектонике, являясь, безусловно, главными мотивами,

определяющими его многообразную деятельность. В одном из ранних, дошедших

до нас писем Гамильтона мы читаем о мальчике из Вест-Индии,

неудовлетворённом «униженным положением клерка», который заявляет другу,

что хочет «более высокого положения» и в заключение пишет «я мечтаю о

войне». Желание юноши сбылось – он сделал карьеру и нашёл себя в

революционной армии. Ему было тяжело представить, что с наступлением мира

его связь с армией прервётся. В сентябре 1783 года в письме к Вашингтону он

обращается с необычной просьбой (которая, кстати, не была удовлетворена):

«Я надеюсь, что после установления мира мне будет разрешено сохранить своё

звание – без вознаграждения и приписки к приписки к какой-либо службе – в

качестве почётной награды за то время, которое я посвятил государству. Так

как в дальнейшем я, возможно, буду совершать поездки по стране, мне будет

приятно выступать от имени человека, которого я поддерживал во время

Революции».[42]

На всём протяжении своего триумфального пути Гамильтон, знаменитый

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11