Государственный строй и право Пскова и Новгорода XII-XV вв.

владениях. В Торжке и Волоке имей тиуна; с нашей стороны будет там

посадник. — Купцы литовские торгуют с немцами единственно чрез

новогородских. Двор немецкий тебе не подвластен: не можешь затворить его. —

Ты, честный король, не должен касаться нашей православной веры: где

захотим, там и посвятим нашего владыку (в Москве или в Киеве); а римских

церквей не ставить нигде в земле Новогородской. — Если примиришь нас с

великим князем московским, то из благодарности уступим тебе всю народную

дань, собираемую ежегодно в новогородских областях; но в другие годы не

требуй оной. — В утверждение договора целуй крест к Великому Новугороду за

все свое княжество и за всю Раду Литовскую вправду, без извета; а послы

наши целовали крест новогородскою душою к честному королю за Великий

Новгород”[29]. В этой грамоте отношения между Новгородом и королем

определны несколько иначе, чем в грамоте 1264 г. Так как король был

католиком, то специально оговаривалось, что наместник короля должен быть

православным, а новгородский архиепископ может быть поставлен в любой из

двух митрополий — Московской или Киевской, запрещалась постройка

католических церквей. В грамоте разделен суд на несколько видов —

княжеский, тысяцкого, владыки и монастырей, хотя и не объяснено, к какому

суду какие дела подвластны. В связи с нелегкой внешнеполитической

обстановкой в Новгороде, в грамоте оговорена помощь короля в случае войны с

Москвой, но также оговорена премия королю, если он сможет помирить Москву с

Новгородом. Как и в договоре с Ярославом запрещено выводить людей из

Новгородской земли, покупать рабов и земли, принимать их в дар. Управление

пятинами уже полностью закреплено за новгородскими чиновниками. Королю

доход шел с судебных пошлин, соляных варниц в Русе, с городов Ржев, Великие

Луки и с Холмовского погоста. Торжок и Волок становились совместными

владениями короля и Новгорода: король посылал туда тиуна, а новгородцы

назначали посадника. Торговые дела не были подведомственны королю, и он не

мог закрыть немецкий двор в Новгороде, а литовские купцы с немецкими в

Новгородской земле вынуждены были торговать только через посредство

новгородских купцов.

1.3. Международные договоры.

Международные договоры в основном регламентировали правила международной

торговли и разрешение спорных вопросов. Так как общее международное право в

то время отсутствовало, то в каждой стране судили по-своему. Так, например,

в Ливонском Ордене купец мог быть оправдан, а в Пскове или Новгороде —

обвинен. Примером торгового договора может служить договор смоленского

князя Мстислава Давидовича с Ригой и Готским берегом[30]. В нем определены

основные нормы разрешения конфликтов. Этот договор устанавливал

ответственность за убийтсво: “Аже боуд(ть свобод(ныи человек оубитъ 10

гривенъ серебра за голъву. Аже боуд(те холъпъ оубить 1 гривна серьбра

заплатити.” За членовредительство полагался штраф в 5 гривен: “Око, роука,

нъга или инъ что любо по пяти гривьнъ серьбра ... за зоуб 3 гривнъ

серебра.” Избиение наказывалось штрафом в полторы гривны: “Кто биеть дроуга

д(ревъмь, а боуд(те синь, любо кровавъ, полоуторы гривны серебра платити

емоу, по уху ударите 3 четверти серебра, послу и попу, что учинять, за двое

того узяти, два платежа. Аже кого уранять полуторы гривны серебра.” Если

дело улаживалось личным путем, то суд не имел права разбирать такие дела:

“Аже извиниться русин ... у дыбу его не сажати, аже извиниться латининъ ...

не мьтати его у погребъ.” Также суд не имел права судить дел, в которых

истцом и ответчиком являлись граждане одной страны, даже если преступление

совершалось в другой стране: “Аже латинескии гость биеться мьжю събою у

рускои земли, любо мьчемь,а любо д(ревъмь, князю то не надобе, мьжю събою

судити. Тако аже русскии гость биеться у Ризе или на Гочком березе, латине

то не надъб(, ате промьжю събою урядятеся.” К уголовным преступлениям

относилось прелюбодеяние, наказываемое денежным штрафом: “Аже застанете

русинъ латинеского человека своею женъю за то платити гривьнъ 10 серебра.

Тако учинити русину у Ризе и на Гочкомь берьз(. Аже латинескии человекъ

учинить насилие свободнь жене, а боудеть пьрже на неи не был сорома, за то

платити гривьнъ 5 серебра... Аже буд(те пьрв(е на н(и съръмъ былъ, взяти еи

гривна серьбра за насилие.” Если купец был должен и иностранному, и

русскому ростовщикам, то сначала долг отдавался иностранцу, а потом только

русскому. Даже князь, отбирая имущество у кого-либо человека, вынужден был

выплачивать его долги иностранным купцам. Если человек умирал, не выплатив

долга иностранцу, то наследник этого человека должен был выплатить долг. На

судебном разбирательстве от каждой тяжущейся стороны должно было быть, как

минимум, по два “послуха” — свидетеля: один русский, другой иностранец.

Запрещалось без согласия обеих сторон присуждать им “Божий суд” — бой на

мечах или испытание горячим железом. В договорах утверждалась свобода

торговли: купец мог ехать куда угодно и торговать с кем угодно, с

иностранных купцов снимались все торговые пошлины. При потери во время

речного пути товара иностранным купцом, князь обязался помочь ему найти и

вернуть его товар, при потере же товара на волоке, возлагалась пеня на

жителей данной волости.

При невозможности разрешить споры между купцами, князья писали магистрам

специальные грамоты, в которых излагались требования в отношении

правосудия. Примером такой грамоты является Грамота псковского князя Ивана

Александровича 1463 г.: “От княжа Псковъского Ивана Александрович и от

посадник псковьского степенного Максима Ларивонович и от всех посадниковъ

псковъскихъ и от бояр псковьскихъ и от купцовъ и от всего Пскова суседомъ

нашимъ посадникомъ Рижкимъ. Здесе зялуют ся намъ молодии люди купцини Иване

да Кузма на вашего брата на Иволта, что тотъ Иволтъ, не зная Бога, вдержялъ

нашихъ купцинъ Ивана да Кузму 5 днеи, а искалъ на нихъ животу брата своего

Ивана, что убилъ брата его слуга его жь. А искал на нихъ чепи золотои да

дву ковшо въ серебряныхъ да кругу воску да белке безъ числа, да

полътреядьчяти бочекъ пива да 4 и бочекъ меду пресного, ино посадники и

ратмани того росмотрите, мы тому велми дивим ся, что теи Иволтъ не право

чинить, что на нашихъ правыхъ людехъ ищеть, цего у брата его и не было.

Было то , так: какъ бра его убив, слуга тую жь ноць жбегле, ино осталошь у

него полътретьядьчять боцекъ пива, да 4 бочке меду сыценого, ино тое пиво и

медъ поимали наши люди, кому былъ Иване виноватъ, а животъ его за печатью

лежалъ на городе. Потом приехавъ Иволтъ просилъ у насъ исправе головника и

животу, и пива, и меду, и мы обыскав головника выдали и животь брата его, и

онъ еще почал просити пива и меду, и мы поставили передъ Иволтомъ тыхъ

людеи, котории имали пиво и медъ за свои пенежи, Иволтъ стоя говорилъ так:

мои братъ не винова былъ никому жь, и мы отвечали Иволту: мы тобе с тыми

людмы судъ дадимъ по пскои послине, и онъ отвечал: язъ приехалъ въ Псковъ

не тягатсе. И вы посадники Рижкии, и ратмани не даваите воли такимъ

зброднямъ надъ нашимы купцинами, что бы опять не держалъ наших купцинъ

никого, а надобно ему на тыхъ людехъ искати, котории поимали пиво и медъ за

свои пенежи, и онъ пусть едеть ко Пскову, мы ему судъ дадимъ.” Князь

жалуется на попустительство ливонского суда и задержку русских купцов

ливонским. В грамоте подробно излагается суть дела, из-за которого были

задержаны русские купцы, и предлагается рассмотреть дело и наказать

виновного — ливонского купца Иволта.

1.4. Судные грамоты Новгорода и Пскова.

Судные грамоты Новгорода и Пскова были приняты вечевыми собраниями

городов в середине XV в. Они являлись основным источником права для этих

городов до их присоединения к Москве. Новгородская Судная Грамота дошла до

нас в виде отрывка в московской редакции конца 70-х гг. XV в., содержащем

только нормы процессуального права. Псковская Судная Грамота также известна

в единственном списке из сборника, составленного в 1638 г. Находящаяся там

копия Псковской Судной Грамоты была сделана, по всей видимости, с очень

древней рукописи, так как уже переписчик XVII в. не мог воспроизвести

некоторые места оригинала. Этим объясняется неясность многих статей

Грамоты. Грамота была составлена в 1467 г. “по благословению отец своих

попов всех 5 съборов”[31]. Грамота состоит из 120 статей, 108 из которых

были принятыв 1467 г., а остальные были дописаны позже по решению веча.

Некоторые из этих статей были приняты и выполнялись еще задолго до

появления Судной Грамоты.: “Ся грамота выписана из великаго князя

Александровы грамоты и из княж Костянтиновы грамоты...”[32] Князь Александр

— это князь Александр Михайлович Тверской, изгнанный из Твери и княживший в

Пскове с 1327 по 1337 г., а “Костянтин” — Константин Дмитриевич, брат

великого князя московского Василия I Дмитриевича, княживший в Пскове в 1407

и 1412 гг. [33] Кроме грамот этих князей, Псковская Судная Грамота

основывалась на судебной практике и вечевых документах, принятых ранее:

“... и изо всех приписков псковъских пошлин.”[34] Псковская Судная Грамота

возможно вобрала в себя еще один памятник права — Псковскую Правду. Об этом

памятнике упоминается в договорной грамоте 1440 г. Казимира Польского с

Псковом[35]: “аже вчыниться пеня нашым ... кончати по Псковъской Правде и

по целованию.”

2. Гражданское право по Псковской Судной Грамоте.

Гражданское право занимает важное место в нормах Псковской Судной

Грамоты. Право собственности знает деление вещей на недвижимые (“отчина”) и

движимые (“живот”). К недвижимым относились земли, рыболовные участки,

пчельники (“борти”). Защита земельной собственности — одна из важнейших

частей Псковской Судной Грамоты. В статье 9 ПСГ говорится: “А коли будет с

кем суд о земли о полнеи, или о воде, а будет на той земли двор, или ниви

розстрадни, а стражет и владеет тою землею или водою лет 4 или 5, ино тому

исцю съслатся на сосед человек 4 или на 5. А суседи став, на коих шлются,

да скажут как прав пред Богом, что чист, и той человек который послался

стражет и владеет тою землею или водою лет 4 или 5, а супротивень в те

лета, ни его судил ни на землю наступался, или на воду, ино земля его чиста

или вода, и целованиа ему нет, а тако не доискался кто не судил, ни

наступался в ты лета.”[36] То есть земля принадлежала тому, кто ей владел

не менее 4 лет, и при этом не было никаких попыток эту землю у него

отобрать. Статья 10 ПСГ говорит о разборе дел о непригодной для обработки

земли: “О лешеи земли будет суд, а положат грамоты и двои на одну землю, а

зайдут грамоты за грамоты, а исца оба возмут межников, да оба изведутца по

своим грамотам, да пред господою ставши межником межничество сьимут ино им

присужати поле.”[37] Применение этой статьи показано в акте 1483 г. об иске

Снетогорского монастыря к компании сябров, совладельцев-товарищей, которые

сообща владели землей по реке Перерве. Эти сябры были прихожане св. Егория

и еще целого монастыря Гремячинского на Гремячей горе. Снетогорскому

монастырю принадлежала шестая часть реки Перервы, приобретенная им для

проезда. Суд происходил на сенях перед князем Пскова Ярославом, двумя

степенными посадниками и перед сотскими. У Снетогорского монастыря сябры

отняли эту шестую часть. Истцы, старцы Снетогорского монастыря, положили

перед судом “грамоты купчие” на принадлежавшую им полосу в реке Перерве.

Судьи спросили сябров, зачем они отняли землю у старцев. Сябры отвечали:

“То … у нас не Перерва-река, а в той реке у нас вода копаная, а вся вода

наша: а игумену Тарасью и старцем снетогорским в той воде у нас шестой

части нет, и мы им потому проезда не дадим”. “Да положили и свои грамоты

перед соподою”. Значит, юридический казус состоял в том, что сябры

оспаривали у Снетогорского монастыря 1/6 часть канала, проведенного ими по

земле, 1/6 часть которой до прорытия канала принадлежала Снетогорскому

монастырю. Сябры, вероятно, думали, что улучшая землю каналом, они тем

самым приобретали право на всю землю. Прочитав грамоты, судьи дали их

сотскому Клименту и послали его с княжим боярином Четом “воды в Перерве

реке досмотрети”. То есть досмотрели, “да и на луб выписали и перед осподою

положили, да и велись по лубу.” Суд спросил обе стороны: “Снимаете ль с

межников межничьства?” — “Снимаем, господине.” На этом закончилось

следствие. После этого начался сам судебный процесс. Суд спросил старцев

снетогорских: “есть ли у вас, стариков, кто, кому то ведомо, что вам в

Перерве реке шестая часть проезда деля?” Старцы указали старика Терентия

Кудатова, на него сослались и сябры; таким образом, это была ссылка общая

ссылка обоих истцов на одного старожила. После допроса последнего кончилось

дело. Старцев снетогорских “оправихом”, сябров “повинихом и дахом”

Снетогорскому монастырю правую грамоту (“судницу”). После этого были

посланы межники выделить шестую часть реки Перервы на проезд Снетогорскому

монастырю[38]. Статья 10 ПСГ в данном случае обязывает закончить дело

судебным поединком. Подобной же является статья 106 ПСГ: “106. А кто с ким

ростяжутся о земли или о борти, да положат грамоты старые и купленную свою

грамоту, и его грамоты заидут многых бо сябров земли и борти и сябры вси

станут на суд в одном месте, отвечаючи кто ж за свою землю, или за борть,

да и грамоты пред господою покладут, да и межников возмут, и тои отведут у

стариков по своей купной грамоте свою часть, ино ему правда дати на своей

части. А целованью быть одному, а поцелует во всех сябров, ино ему и

судница дать на часть, на которой поцелует.”[39] Статьи 11-12

рассматривают, что делать после судебного поединка: “11. А которои своего

истца перемож(ет)... 12. А которои истець ... там. Ино того человека

повинити, и грамоты его посудить, а правому человеку на ту землю и судница

дати; а подсудничье князю и посадником и сь сотскими взяти 10 денег.”[40]

Кроме наследственной вотчины, Псковская Судная Грамота регулирует и

владение “кормлями” — землями, полученными от республики или от частных лиц

в пожизненное (но не наследственное) владение. Кормли запрещалось продавать

(статья 72 ПСГ): “72. А которому человеку будет кормля написанна в

рукописании, и да грамотами владеть землеными учнет или исадскими, а

продаст тую землю или (и)сад, или иное что, а доличат того человека, ино

ему земля та, или исад, или иное выкупить, а свою кръмлю покрал.”[41] Как

видно из статьи, в случае продажи кормли, ее необходимо было выкупить и

вернуть владельцу, а бывший владелей кормли лишался на нее права.

3. Обязательственное право.

По сравнению с Русской Правдой в Псковской Судной Грамоте более развитая

система обязательственного права. Ему посвящено около трети статей

памятника. ПСГ были известны договоры купли-продажи, дарения, залога,

займа, мены, поклажи, найма помещений, личного найма и изорничества.

3.1. Договор купли-продажи.

Договор купли-продажи недвижимого имущества заключался только в

письменной форме (статьи 10 - 13). Купля — продажа, заключенная в нетрезвом

состоянии могла быть признана недействительной по требованию одной из

сторон: “114. А кто с ким на пьяни менится чим, или что купит, а потом

проспятся и одному исцу не любо будет, ино им разменится, а в том целованиа

нет, не присужати.”[42] Как видно из данной статьи, такое же правило

действовало и во время обмена. В статье 101 утверждалось, что купленное

нельзя вернуть продавцу и нельзя обращаться в суд по этому поводу: “101. О

торговле и о поруке. А кто имет на ком торговли искать, или порукы, или

именного чего, ино того судить на того волю, на ком сочат, хочет на поле

лезеть, или у креста положит.”[43] Но в статье 118 делалось исключение из

общего правила — нельзя было продавать больной крупный рогатый скот: “118.

А корову купить за слюблено, а по торговли телят не сочить, а толка корова

кровью помачивается имет ино тая корова назад воротить, чтобы и денги

заплачены были.”[44]

3.2. Договор дарения.

О договор дарения говорит только одна статья Псковской Судной Грамоты —

статья 100. В ней говорится: “100. А которой человек при своем животе, или

пред смертию а что дасть своею рукою племяннику своему платно или иное

животное, или отчину, да и грамоты даст пред попом, или пред сторонными

людми, ино тому тем даньем владеть, чтобы и ру(ко)писаниа не было.” То есть

дарения признавалось только в том случае, если оно было произведено перед

священником или перед другими людьми. Договор дарения мог заключаться в

письменной или устной форме.

3.3. Залог.

Псковская Судная Грамота проводит четкое разграничение между залогом

недвижимого и движимого имущества (“закладом”). В ней имеется целый раздел

(статьи 28 — 33), относящийся к взысканию денежных ссуд по “закладу” и

“доскам”, то есть по распискам и частным актам. Без записи и заклада иски

признавались на сумму до 1 рубля при условии предъявления “досок”. При

ссудах свыше 1 рубля надо было составлять запись либо принимать заклад,

зарегистрированный в особых закладных досках. В статье 28 ПСГ говорится:

“28. А кто на ком имет сочить съсуднаго серебра по доскам, а сверх того и

заклад положит, ино воля того человека, кто имет серебра сочить по закладу,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6