рефераты бесплатно

МЕНЮ


Современные средства денежного обращения

даже при сговоре продавца с банком. В то же время, покупатель при желании

может идентифицировать себя сам, и доказать факт осуществления сделки,

апеллируя к банку. Такая логика призвана воспрепятствовать криминальному

использованию электронной наличности.

Для вложения наличности клиент просто связывается с банком и

отправляет ему полученную "монету", закрыв ее открытым ключом банка. Банк

проверяет, не была ли она уже использована, заносит номер в регистр

входящих и зачисляет соответствующую сумму на счет клиента.

Сделка между двумя клиентами предполагает лишь передачу "монеты" от

покупателя к продавцу, который может либо сразу попытаться внести ее в

банк, либо принять ее на свой страх и риск без проверки. Вместе с "монетой"

передается некоторая дополнительная информация, которая сама по себе не

может помочь идентификации плательщика, но в случае попытки дважды

использовать одну и ту же монету позволяет раскрыть его личность.

Фирма DigiCash предложила это решение в 1994 г., анонсировав глобальный

эксперимент по внедрению электронной наличности в Сети. Добровольцам было

предложено получить клиентскую часть программного обеспечения и по 100

"кибербаков" (cyberbucks, cb$) -- "игрушечных денег" (petty cash),

эмитированных компанией. За год эксперимента в нем приняло участие 6000

человек, было открыто более полусотни "кибершопов", торгующих за кибербаки.

Очевидно, что, помимо такого своеобразного бета-тестирования своего

продукта, компания получила богатейший эмпирический материал о

функционировании "экономики", обеспечиваемой электронной наличностью. Нет

сомнения, что Д.Чом и DigiCash сумеют воспользоваться этими данными.

Компания не устает подчеркивать, что cb$ - всего лишь "игрушечные деньги",

и что никаких усилий по обеспечению их конвертируемости в "настоящую"

валюту она предпринимать не будет (что, конечно же, не помешало организации

меняльных лавок, устанавливающих курс cb$/US$ и проводящих обмен). Фирма

DigiCash не намерена получать статус финансового института или открывать

собственный банк, вместо этого фирма взяла курс на лицензирование своей

технологии и продажу лицензий коммерческим банкам. К настоящему времени

объявлено о нескольких состоявшихся сделках. Более того, небольшой, но

агрессивный американский Mark Twain Bank (MTB) начал такие операции 23

октября 1995 г. Возможно, эта дата войдет в историю.

Банк MTB предлагает потенциальным клиентам -- частным лицам, компаниям

и трастам под любой юрисдикцией -- стандартный пакет документов, состоящий

из Договора об открытии мультивалютного счета и Договора об обслуживании

электронной наличности. Открытие и обслуживание мультивалютного счета

предполагает техническую ставку (11--100 долл. за открытие и 2--5 долл.

ежемесячно, в зависимости от выбранной клиентом шкалы), обслуживание

электронной наличности осуществляются бесплатно. Любой клиент может как

совершать, так и принимать платежи в электронной наличности, но открытие

"торгового" счета (ставки которого примерно в три раза выше) позволяет ему

рассчитывать на дополнительную техническую поддержку.

За два первых месяца открыто всего около десятка кибершопов, торгующих

за "реальные" деньги в электронно-наличной форме, об общем числе клиентов

не сообщается. На фоне сотен торговцев, принимающих платежи в форме

цифровых жетонов, и даже десятков тех, кто принял всерьез эксперимент с

cb$, это выглядит более чем скромно. Тем не менее, о том, была ли сделка

удачной для MTB, судить еще рано.

Видимо, так же думают и крупнейшие банки, такие как Citicorp или Bank of

America, которые заявляют о наличии у них разработок в области электронной

наличности, но пока не спешат перехватить инициативу у тандема DigiCash-

MTB. Возможно, они ожидают решающей проверки легитимности нового платежного

средства в суде.

Правовые вопросы, связанные с электронной наличностью, должны сейчас

заботить разработчиков и потенциальных эмитентов не меньше, чем

технологические ибо вокруг правовой основы существования цифровых денег

становится достаточно жарко.

Перспективы. Конечно же возникает вопрос каковы же перспективы этой самой

цифровой наличности. Надо сказать, что пока они крайне туманны. Хотя

цифровая наличность и является самым многообещающим платежным средством для

Интернет, сегодняшние ее возможности разумнее скорее рассматривать как

экспериментальную площадку, чем как обыденное рабочее средство. Но в

планах ее эмитентов:

- интероперабельность цифровой наличности от разных эмитентов и

разведение функций эмиссии/клиринга и банковского обслуживания по

разным институтам (это позволит оперировать цифровой наличностью,

не открывая счета);

- предоставление доступа к цифровой наличности в различных

деноминациях, включая национальные валюты, индексные "корзины"

валют (blends), драгоценные металлы и частные деньги;

- non-stop доступ ко всем операциям с цифровой наличностью и со

связанными с ней счетами;

- открытие счетов без письменного обращения в банк;

- интероперабельность софтверной наличности со смарт-картами;

- обеспечение (за счет использования мобильных компьютеров или смарт-

карт) ее приема в точках физической торговли и кое-что еще.

Некоторые аналитики полагают, что успех ecash -- временное явление, и

окончательная разработка стандартов безналичных розничных электронных

платежей (таких, как SET) и выпуск ориентированных на них продуктов,

работающих как в физических, так и в виртуальных средах, низведет место

цифровой наличности до достаточно узкой ниши. Все, однако, зависит от

того, станет ли приватность и анонимность фактором, влияющим на массовые

рынки. Если это произойдет, ecash долго еще будет оставаться вне

конкуренции. Такое развитие событий кажется весьма вероятным: достаточно

вспомнить, что, например, право на использование стойких криптографических

средств из специальной темы, волнующей десяток-другой "параноиков"

превратилось в требование массовых пользователей Интернет всего за

несколько лет.

Когда цифровая наличность превратится из маргинального в обыденное

средство платежей? Ряд наблюдателей и исследователей называет некие

произвольные "магические цифры" (1%, 5%, 10% от общего объема транзакций),

которых должен для этого достичь оборот "электронной коммерции". Другие

указывают (и это более основательно) на ожидающиеся качественные изменения

в моделях ее обслуживания и использования, прежде всего на возможность

доступа к ней без открытия банковского счета и совместимость со смарт-

картами. Есть также мнение, что критической станет точка, в которой -- за

счет интеграции цифровой наличности и трейдинговых систем -- станет

возможным использование электронных денег не по косвенному (потребительские

траты), а по прямому назначению, то есть для спекуляций и инвестиций. Очень

важно, чтобы к этому моменту обеспокоенность разработчиков и пользователей

вопросами приватности достигла по крайней мере той же степени, в которой

сегодня ею озабочены разработчики и пользователи нефинансовых

коммуникационных средств для Интернет.

3.4. Правовое регулирование платежей в среде WWW.

Вопросы правовой поддержки (или препятствования) внедрения цифровых

денег в форме анонимной или полуанонимной "наличности" могут быть разделены

на два аспекта, связанных с (1) "ограничительным" правом ("полицейским

регулированием", police force regulation) и (2) "рамочным" правом (прежде

всего деловым, финансовым, а также гражданским в широком смысле правом).

Рассмотрим эти аспекты

(1) "Ограничительное" право. Стойкая криптография. Одним из проблемных

моментов здесь является настойчивое желание ряда правительств ограничить

использование стойких криптографических средств. В то время, как для

суррогатных сетевых расчетных инструментов криптография является "внешним"

довеском ("шифровальным средством", "средством аутентификации и

идентификации" и т.п.), продвинутые платежные средства (такие, как цифровая

наличность или цифровые чеки) фактически, с технологической точки зрения и

есть реализация сложных криптографических протоколов.

До недавнего времени (точнее, до середины 70-х гг.) вопроса об

использовании фирмами и гражданами криптографии обычно не возникало.

Однако, распространение быстродействующей вычислительной техники, с одной

стороны, и изобретение Диффи и Хеллманом криптографии с открытым ключом --

с другой, лишили правительственные службы (в основном, военные и

дипломатические ведомства) прерогативы на использование таких средств, и

сделали их технологически доступными практически любой организации и любому

частному лицу. Более того, гражданская криптография (и финансовая

криптография как ее раздел) стала областью, покрывающей гораздо более

широкий круг задач, чем криптография "традиционная". Благодаря открытости

обсуждений (в том числе на международном уровне) и тесному взаимодействию

академических и коммерческих специалистов, в гражданской криптографии были

разработаны такие технологии, появления которых в "закрытой" среде

работающих на правительственные службы специалистов пришлось бы ждать века

(в частности, "особые протоколы подписи", включая "подпись вслепую”,

используемую в ecash).

Разумеется, такое положение вещей устраивало и устраивает далеко не

всех. Правительственные службы многих стран желали бы удержать за собой

эксклюзивное право на разработку или, по крайней мере, на санкционирование

использования таких технологий. Это желание выражается по-разному. Ситуация

в США является, быть может, наиболее значимой, ведь Америка -- ведущий

поставщик программного обеспечения в мире. Так вот, позиция сменявших друг

друга на протяжении 1970-90х гг. администраций трансформировалась от

попыток "зажать рот" независимым специалистам до внедрения действующих и по

сей день ограничений на стойкость экспортируемого криптографического

оборудования и программного обеспечения. При этом, периодически из недр

американских спецслужб (прежде всего, Агентства национальной безопасности --

сигнальной разведки и контрразведки США) появляются все новые

законопроекты, в прямой или косвенной форме запрещающие использование

стойкой криптографии. (Косвенный запрет может быть наложен путем

принуждения производителей оборудования и программного обеспечения к

встраиванию в криптографические модули функции так называемого

"депонирования закрытых ключей" (key escrowing) в одной из многочисленных

модификаций. В мае 1997 года был обнародован отчет ведущих гражданских

криптографов мира (включая "отца" гражданской криптографии Уитфилда Диффи,

одного из разработчиков самой распространенной криптографической технологии

RSA Рона Ривеста и др.), в котором показано, что попытка внедрения

"депонирования" в любой из возможных модификаций приведет к тому, что

криптосистема будет ненадежна и/или будет стоить неприемлемо дорого.)

До сих пор такие попытки не находили поддержки законодателей. С

некоторого времени существующим ограничениям уделяет особое внимание и

судебная власть США, в частности, не так давно Окружной суд принял решение,

что в ряде случаев запрет на экспорт программ может быть расценен как

нарушение права на свободу слова, а к Первой поправке в Америке относятся

очень серьезно. Однако, предложение о внедрении "депонирования" как на

национальном, так и на международном уровне все еще присутствует в ряде

правительственных инициатив, включая проект Рамочных условий для глобальной

электронной коммерции (A Framework For Global Electronic Commerce, FFGEC).

Европейские страны относятся к таким идеям весьма настороженно В

представленной в этом году Европейская инициатива в области электронной

коммерции (A European Initiative In Electronic Commerce, EIEC) вопрос с

регулированием криптографии трактуется весьма либерально. А на недавно

прошедшей в Бонне конференции министров европейских стран "Глобальные

информационные сети: раскрытие потенциала" был принят документ (получивший

известность как Боннская декларация), в котором прямо говорится, что

Министры "будут работать над тем, чтобы обеспечить международную

доступность и свободный выбор криптографических продуктов, внося тем самым

вклад в безопасность [передачи] данных и конфиденциальность. Если

государства предпринимают меры для защиты действительной потребности в

законном доступе [к содержимому шифрованных коммуникаций], такие меры

должны быть пропорциональны и применятся с учетом применимых правовых

гарантий, относящихся к приватности".

В сопутствующей же Боннской декларации Декларации лидеров

промышленности позиция заявлена гораздо более недвусмысленно: "(1) Для

обеспечения надежности и доверия в электронной коммерции и коммуникации

Правительства должны допустить широкую доступность стойкой криптографии.

(2) Частные лица и фирмы должны быть свободны в выборе технологий

шифрования, отвечающих их специфическим требованиям безопасности и

приватности коммуникаций. (3) Правительства не должны принимать новых

правил, ограничивающих распространение, продажу, экспорт или использование

стойкого шифрования, а все существующие правила такого рода должны быть

упразднены. В любых обстоятельствах частные лица и корпорации должны иметь

возможность локальной генерации, управления и хранения ключей шифрования".

Возможно, взгляды подписавших Декларацию лидеров промышленности уже были бы

приняты официальной Европой в полном объеме, однако этому препятствует

Франция со своей особой позицией. Франция и Россия остаются единственными

странами Севера, чья исполнительная власть продолжает настаивать на своей

монополии на криптографические технологии. Попытки провести соответствующие

законы в других европейских государствах оказались неудачными.

Во Франции "компетентные органы" отказывают в лицензировании

использования зарубежных криптографических средств (за исключением

используемых в международных платежных системах). Неофициально власти

давали понять, что преследовать частных лиц-пользователей стойкой

криптографии они не будут.

Право на анонимность. Современные демократические нормы предполагают

определенные гарантии права на свободу анонимного слова (фактически, на

право включать или не включать в публикуемую информацию сведения о ее

авторе) по крайней мере по отношению к высказываниям политического

характера. С переходом к сообщениям неполитического, и особенно

коммерческого, характера, ситуация становится менее определенной. И --

совсем противоречивой, если речь заходит о столь специфических

"сообщениях", как передача расчетной информации и, тем более, собственно

платежах.

Определенную гарантию тайны, например, частного банковского вклада

декларируют законодательства практически всех государств. Однако, в

реальности большее значение имеют не декларативные гарантии, а различные

"оговорки", определяющие те исключительные обстоятельства, в которых такая

информация может быть раскрыта. Соответствующие нормы весьма различаются, и

если, например, в Финляндии для получения информации о частных финансовых

операциях достаточно запроса из полиции, то в Швейцарии или Австрии

потребуется уже решение суда. Различна и ответственность лиц и организаций,

раскрывающих такую информацию с нарушением закона и правил, и регулярность

наложения этой ответственности. Фактически, уровень реально обеспечиваемой

банковской тайны в большинстве государств неуклонно снижался в послевоенные

годы. Критической ситуация стала в конце семидесятых - начале

восьмидесятых, когда в рамках международных кампаний по борьбе с

преступностью (в частности, с нелегальным оборотом наркотиков), был

заключен ряд межгосударственных соглашений, которые позволяют

контролирующим органам получать информацию о межгосударственных банковских

операциях. В 1997 году "Война с отмыванием доходов" перешла в новую фазу:

согласно принятым международным соглашениям (поддержанным большинством

стран) сумма межгосударственных переводов, о которых финансовые учреждения

обязаны сообщать контролирующим органам, снижена с US$10000 до $750.

Возможно, наиболее противоречивым событием стало раскрытие в этом году

швейцарскими банками информации о вкладах лиц, предположительно погибших в

результате гитлеровского геноцида и предоставление доступа к этим вкладам

наследников даже в тех случаях, когда владелец вклада не оставлял

соответствующего распоряжения. С одной стороны, это решение швейцарских

властей направлено на смягчение несправедливости, возможно, допущенной по

отношению к наследникам. С другой стороны, существуют опасения, что такая

акция может стать началом эрозии законодательства о банковской тайне этой

страны, традиционно служащей "убежищем" для средств лиц, так или иначе

преследуемых своими властями (но также -- предположительно -- и

преступников, укрывающих незаконно полученные средства).

В связи с этим стоит напомнить, что образцово-показательный Закон о

тайне вкладов был принят Швейцарией в 1934 г. именно для защиты интересов

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6


Copyright © 2012 г.
При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.