Концепция правового государства

Гегель требует для государства такого же положения, как св. Августин и

его католические предшественники требовали для церкви. Привычка говорить о

государстве, как если бы было только одно государство, ведет к заблуждению,

так как не существует мирового государства.

Так как долг Гегеля является отношением индивидуума к своему государству,

то не остается никакого другого принципа, с помощью которого можно было бы

придать моральный характер между государствами. Это Гегель признает. Во

всех отношениях, говорит он, государство является индивидом, и каждое

государство независимо от других. Цель государства не только сохранение

жизни и собственности граждан, и это дает моральное оправдание войне,

которая не должна рассматриваться как абсолютное зло или случайность, или

как имеющая причину в чем-то, чего не должно быть.

Гегель под этим подразумевает, что в определенных ситуациях нация не

имеет права избегать войны. Он выступает против создания таких учреждений,

как мировое правительство, которые предупреждали бы возникновение подобных

ситуаций.

Так как государства выступают друг по отношению к другу как находящиеся в

естественном состоянии, то отношения между ними не являются ни правовыми,

ни нравственными. Их права имеют свою реальность в их частных волях, и

интерес каждого государства наиважнейший его закон.

Государство, очевидно, ценно, как средство: оно защищает нас от воров и

убийц, оно строит дороги, школы и так далее. Оно может быть также плохим,

как средство, например, ведя несправедливую войну. Гегель утверждает, что

“... граждане существуют ради государства.”[33]

ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ФОРМИРОВАНИЯ

ПРАВОВОГО ГОСУДАРСТВА

В представлении большинства, государство является каким-то безжалостным

деспотом, которое довит и губит людей. Государство — это чудовище, тот

зверь Левиафан, как называл его Гоббс, которое поглощает людей целиком, без

остатка. Для нас, русских, государство — это несправедливые войны, ведущие

к подчинению, порабощению слабых и небольших национальностей великими и

могучими нациями. Наконец, государство — это организация экономически

сильных для подавления и эксплуатации экономически слабых.

Возникает вопрос, в действительности государство создано для того, чтобы

угнетать, подавлять и мучать слабую личность?

Культурный человек и государство — это два понятия, взаимно дополняющие

друг друга. Поэтому культурный человек даже немыслим без государства.

И, конечно, люди создают, сохраняют, защищают свои государства не для

взаимного мучительства, угнетения и истребления. Иначе государства давно

распались бы и прекратили свое существование. Из истории мы знаем, что

государства, которые только угнетали своих подданных, давно прекратили свое

существование. Их место занимали государства, более удовлетворяющие

требованиям своих граждан. Никогда государство не могло продолжить свое

существование только насилием и угнетением. У жизнеспособных государств

такие периоды были всегда только временны. Наступала новая эпоха и

государство всегда выходило на широкий путь осуществления своих настоящих

целей и истинных задач.

В чем же, однако, истинные цели и задачи государства?

Они заключаются в осуществлении солидарных интересов людей. Государство и

есть само по себе самая всеобъемлющая форма солидарности между людьми.

Общее благо — вот формула, по которой определяются настоящие цели и задачи

государства.

То, что сущность государства в солидарных отстаиваниях интересов людей,

это сказывается даже в отклонениях от истинных целей государства. Даже

наиболее жестокие формы государственного угнетения обыкновенно

оправдывались соображениями об общем благе.

Способствуя росту солидарности между людьми, государство возвышает и

облагораживает человека. В облагораживающей и возвышающей роли и

заключается истинная сущность государства и его идеальная природа.

Фихте считал, что “... государство дает наиболее полно осуществить свое

“я”; государство — это самое могучее проявление личности.”

Гегель видел в государстве наиболее полное воплощение саморазвивающейся

идеи. Поэтому он называл государство “земным Богом”.

Возвращаясь к двум противоположным взглядам на государство, как на

олицетворение насилия в виде зверя Левиафана и на государство, как на

воплощение идеи, высшее проявление земного Бога, мы должны указать, что эти

два различных взгляда соответствовали двум различным видам государств.

Гоббс, рисуя свой образ государства-зверя, имел в виду абсолютное

монархическое или деспотическое государство. Неограниченность полномочий

государственной власти и всецелое поглощение и придают абсолютно-

монархическому государству звериный вид. В противоположность Гоббсу, Фихте

и Гегель подразумевали под государством исключительно правовое государство.

“Притом они представляли государство таким, каким оно было в передовых

странах той эпохи, как совокупность принципов, которые должны были

осуществляться в правовом государстве.”[34]

“Правовое государство — это высшая форма государственного быта, которую

выработало человечество, как реальный факт.”[35]

В идеале есть более высокие формы государственности, например,

социалистическое государство. Но социалистическое государство нигде не было

осуществлено как реальных факт, факт действительности.

Все цивилизованные народы всех частей света организованы в настоящее

время в правовые или конституционные государства.

В основу правового государства заложено равенство власти, гражданина,

общества и права, их правовое равенство перед законом. Исторически принцип

образования правового государства состоял и состоит в распространении

принципа суверенности на право. Этот процесс происходил в три этапа.

Первый, наиболее ранний, это признание суверенности власти. После

длительного сражения за права народа, тираноборческих мятежей, восстаний,

социальных революций, был завоеван суверенитет народа.

Следующим шагом стала борьба за суверенитет права, точнее, за приоритет

права над властью, обществом, волей гражданина, большинства или

меньшинства.

Паритет или приоритет означает установление зафиксированных законом

отношений между всеми сторонами, особенно между властью и правом, не только

в силу суверенитета власти (государства) и традиции попрания закона, но и

потому, что само право создается властью, обладающей преимущественным

правом законотворчества.

Большинство современных европейских и американских государств принадлежат

по своему государственному устройству к правовым или конституционным

государствам. Как формы, так и виды правовых и конституционных государств в

Европе и других странах весьма разнообразны. Различия эти весьма

существенны, и из-за устранения или сохранения их ведется жестокая борьба.

Но, по сравнению с основными принципами правового или конституционного

государства, все эти различия оказываются мелкими деталями. Основные

принципы, на которых построено или должно быть построено правовое

государство, должны быть везде одинаковы.

Основной принцип правового государства состоит в том, что государственная

власть ограничена. Ограниченность власти в правовом государстве создается

признанием за личностью неотъемлемых прав, которые должны быть нерушимыми и

неприкосновенными. Впервые в правовом государстве признается, что “... есть

известная сфера самоопределения и самопроявления личности, в которую нельзя

вторгаться.”[36]

Неотъемлемые права личности не создаются государством, они, наоборот, по

своему существу присвоены личности. Среди них, этих неотъемлемых, всегда

присущих человеку прав, на первом месте стоит свобода совести. Вся сфера

мнений, убеждений и верований должна быть, безусловно, неприкосновенной для

государства. Непосредственным следствием свободы совести является свобода

слова: устного и печатного. Человек имеет право не только думать то, что

ему угодно, но и верить в то, что ему угодно.

Для высказывания своего мнения, убеждений и проповеди, человек должен

иметь свободу общения. Среди неотъемлемых прав личности, и признаваемых в

правовом государстве как одно из существенных прав, является свобода союзов

и собраний.

Для устранения столкновений во всяком правовом государстве все

вышеупомянутые свободы должны быть регламентированы, то есть для

осуществления их должны установлены правила, которые “... исключали бы

возможность столкновений с осуществлением других потребностей”.[37]

Нарушение этих правил, как и всех других законов, должно быть наказуемо.

Органы государственной власти в правовом государстве должны быть наделены

полномочиями пресекать нарушение законов, в случае необходимости даже

арестовывать нарушителей. Но в правовом государстве полномочия органов

государственной власти по предотвращению и предупреждению нарушений

законодательства поставлены в строгие рамки закона. Эти законные рамки и

создают так называемую неприкосновенность личности.

“Для гражданина политическая свобода есть душевное спокойствие,

основанное на убеждении в своей безопасности. Чтобы обладать этой свободой

необходимо такое правление, при котором один гражданин может не бояться

другого гражданина.”[38]

Прямым дополнением принципа неприкосновенности личности является

неприкосновенность жилища и тайна переписки. По отношению к жилищу и

переписке устанавливаются правила, на основании которых они могут

подвергаться осмотру только с постановления соответствующих государственных

органов. Права личности вместе с неприкосновенностью составляют

значительную часть и являются существенным содержанием политической

свободы, без которой не может обходиться ни одно культурное государство.

Благодаря неотъемлемым правам и свободе личности власть в правовом,

конституционном государстве не только ограничена, но и подзаконна. Власть

должна ограничивать свои права и свободы ею же созданными законами. Такая

ситуация самоограничения представлялась (да и теперь представляется)

противоестественной, что и отражалось в традициях, обозначенных такими

понятиями, как: своевластие, всеволие, самоуправство, беззаконие и так

далее. Негативное отношение власти к праву, стремление к привилегиям,

желание стать выше закона, привели к тому, что противоправная практика

власти оказалась еще труднее преодолимой, чем аналогичная практика граждан,

пытающихся действовать вне закона.

Осуществление законности при общем бесправии — чистейшая иллюзия.

Законность предполагает строгий контроль и полную свободу критики всех

действий власти, а для этого нужно признание за личностью и обществом

неотъемлемости прав. Последовательное осуществление законности требует, как

своего дополнения, свобод и прав личности и, в свою очередь, естественно

вытекает из них, как необходимое следствие.

Основной принцип правового или конституционного государства, наряду с

подзаконностью государственной власти заключается в ограниченности ее так

называемыми правами человека и гражданина. Принцип ограниченности часто

понимается ложно. Так как среди правовых государств имеются конституционные

монархии, то данный принцип трактуется как принцип ограниченности

монархической власти. Конституционным монархиям противопоставляют

демократические республики, в которых “... желают присвоить полноту и

неограниченность власти”.[39]

Всякая власть, полагал Монтескье, стремится стать неограниченной, иначе

говоря, ничем не контролируемой, когда безопасность личности ничем не

гарантируется. В отличие от других просветителей, которые подарили миру

идею просвещенного, гуманного государя, бордосский юрист не поддался этим

иллюзиям: “Если законодательная и исполнительная власти будут соединены в

одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как можно опасаться,

что этот монарх или сенат станет для того, чтобы также тиранически

принимать их.”[40]

Итак, непременное условие правового государства — разделение властей на

исполнительную, законодательную и судебную.

Монтескье утверждал, что в основу закона должны быть положены законность,

здравый смысл и естественные потребности человека, политически закрепляемые

на практике.

“Закон, вообще говоря, есть человеческий разум, поскольку он управляет

всеми народами земли; политические законы и гражданские законы должны быть

не более, чем частными случаями происхождения разума.”[41]

Маккиавелли высказывает другую точку зрения на государственную власть:

“Только с помощью преступления можно создать, укрепить и сохранить

государственную власть: с того момента, когда преступление начинает служить

государству, оно становится добродетелью”.[42]

Очень часто у нас переводят термины “суверенный” и “суверенитет”

неправильно. Их переводят словами “самодержавие” и “самодержавный”, вместо

того, чтобы переводить их значение вполне соответствующими словами

“верховный” и “верховенство”. Поэтому, вместо того, чтобы выставлять

требования суверенитета или верховенства народа, у нас выставляют

требование “самодержавие народа”. Так как слово самодержавие переводится на

другие языки словом “автократия”, то есть в обратном переводе требование

“самодержавия” равносильно требованиям самовластия или автократии народа.

Как известно, такого требования не выставляет ни одна демократическая или

республиканская партия самых передовых стран. Можно ли признать тот

порядок, при котором государственная власть хотя и всецело сосредоточена в

руках народа, могла бы по желанию отменять свободу печати, собрания и

союзов?

Свободы эти настолько неотъемлющее право каждого гражданина, что тот

государственный строй, в котором они нарушаются не может быть признан

нормальным, независимо от того, в чьих руках находится власть. Там, где

этих свобод нет, или во всякий удобный момент они могут быть упразднены,

там нет даже элементарной политической свободы, там государственная власть

имеет характер насильственной, а не правовой. Деспотизм народа может быть

даже ужаснее деспотизма одного лица, как это показывают примеры некоторых

античных республик или господство конвентов и якобинцев во времена Великой

Французской революции.

Принцип народного суверенитета не требует вовсе неограниченности народной

власти. Он предполагает лишь верховенство народа. Народный суверенитет не

требует такой громадной человеческой жертвы, как жертва человеческой

личностью во имя всемогущей власти народа. Напротив, в атмосфере бесправия,

насилия и несвободы может погибнуть и само народное верховенство.

Политическая свобода — это такое громадное и драгоценное благо, от

которого нельзя отказываться ни на одно мгновение и ни за какие временные

выгоды.

Права человека составляют лишь предпосылку или основу всего строя

правового государства. Как и всякое государство, правовое государство

нуждается в организованной власти и в учреждениях, выполняющих различные

функции власти. В правовом государстве власть должна быть организована так,

чтобы она не подавляла личность, а чтобы как отдельная личность, так и

совокупность личностей — народ, были бы не только объектом власти, но

одновременно являлись бы и субъектом ее. Этот характерный признак

государственной власти хорошо выясняется из противопоставления

государственной организации в абсолютно-монархическом и правовом

государстве.

“В абсолютно-монархическом государстве власть характеризуется тем, что

она безусловно противопоставляется населению и народу. Абсолютно-

монархическая власть — это нечто совершенно чуждое народу, только

господствующее, распоряжающееся и управляющее им. Престиж абсолютно-

монархической власти заключается в том, что она является непререкаемой,

требует слепого, беспрекословного подчинения ее приказам и распоряжениям, и

запрещает критику в свой адрес. Совсем другими чертами обладает правовое

государство и государственная власть в таком государстве. Государственная

власть в нем связана с народом, так как сам народ принимает участие в

организации и создании государственных органов. Самым важным органом

государственной власти правового государства является народное

правительство, являющееся соучастником государственной власти,

непосредственно создавая одни акты и влияя на другие. В правовом

государстве государство и народ не могут противопоставляться как нечто

чуждое и враждебное друг другу. Тем не менее это не значит, что они нечто

нераздельно существующее. Напротив, в конституционном государстве

государственная власть остается властью и сохраняет свое собственное и

самостоятельное значение.”[43]

Еще 250 лет назад Монтескье писал: “Не будет свободы, если судебная

власть не отделена от власти законодательной и исполнительной. Если она

соединена с исполнительной, то судья получает возможность стать

угнетателем, а, если судебная власть соединена с законодательной, то жизнь

и свобода граждан окажутся в руках произвола”.[44]

“Таким образом, в то время как абсолютно-монархическое государство

обладает неким дуализмом, двойственностью, так как состоит из двух чуждых,

разнородных и часто враждебных элементов: правительства и народа, — в

конституционном государстве хотя бы в принципе или идее создается некое

Страницы: 1, 2, 3, 4