Реферат: Общественное движение в России при Николае I
В единстве теории и практики Герцен видит
основу взаимоотношений науки и жизни.
В «Письмах об изучении природы» (1844 —1846
гг.) —этом крупнейшем произведении материалистической мысли в России — Герцен
на обширном материале вскрывает закономерности развития природы и мышления.
В. И. Ленин подчеркивал громадную
историческую заслугу Герцена, который сумел в крепостной России 40-х годов XIX
в. встать в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Ленин отмечал,
что «Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился
перед — историческим материализмом»[16].
Сделав из философии Гегеля революционные выводы, Герцен обосновывал
неизбежность утверждения социалистического строя как воплощение единства бытия
и разума. Белинский, руководя в течение 1839—1840 гг. критическим отделом
журнала «Отечественные записки», старался превратить его в орган
революционно-демократической мысли. Идея отрицания, ставшая, по словам
Белинского, его богом, определяла критическое направление журнала. Литература
и искусство оценивались им с точки зрения исторических задач, стоящих перед
обществом.
Главной задачей было, по миопию Белинского,
уничтожение крепостного права. Но открыто говорить об этом в печати тогда, было
невозможно. Поэтому Белинский ограничивал свои высказывания двумя связанными с
этой задачей вопросами: о правах личности и о судьбах исторического развития
России. Их разрешению была подчинена вся литературно-критическая деятельность
Белинского.
Вопрос освобождения личности он решал с
позиций революционных и глубоко гуманистических, отстаивая права не
исключительной личности, а «простого человека». Это был смелый вызов
феодальному господству. Конечный результат борьбы за свободу личности
Белинский видел в торжестве социалистических идеалов. Идея социализма
воспринималась им как «идея идей, бытие бытия, вопрос вопросов, альфа и омега
веры и знания. Она вопрос и решение вопроса». Именно в ней Белинский находил и
решение проблемы исторического развития России, которое он рассматривал в
русле общечеловеческой истории.
Публицистические выступления Герцена и
Белинского вызывали яростную злобу со стороны идеологов реакции. Пропагандисты
«теории официальной народности» типа Булгарина и Греча не брезговали при этом
прямыми политическими доносами, раскрывая III отделению
революционный смысл литературной деятельности Белинского и Герцена. По существу
смыкались с клеветниками такие теоретики и апологеты самодержавия, как
профессора Московского университета М. П. Погодин и С. П. Шевырев. Издававшийся
Погодиным с 1841 г. при ближайшем участии Шевырева журнал «Москвитянин»
противостоял передовой литературно-общественной мысли, выступая яростным
оппонентом «Отечественных записок».
2.3
Славянофилы и их противники
На рубеже 30—40-х годов XIX
в. в кругах русского либерального дворянства возникло и идейное течение, получившее
название славянофильства. Крупнейшими представителями славянофильства,
развивавшими свои взгляды в философских, исторических и литературно-критических
сочинениях, в публицистических статьях, были А. С. Хомяков, братья И. В. и П.
В. Киреевские, братья К. С. и И. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин, А. И. Кошелев и
ряд других. По своей социальной сущности это была идеология помещиков,
стремившихся найти выход из нараставшего кризиса крепостного хозяйства в
сочетании незыблемого помещичьего права на землю с некоторыми элементами
буржуазного развития.
В идеологии славянофилов с наибольшей
последовательностью выразилась робость нарождавшегося русского либерализма
перед революционным путем развития Запада. С позиций обуржуазившегося помещика
славянофилы стремились найти решение стоявших перед Россией социальных проблем
в исторически сложившихся специфических условиях русской жизни. Это был как бы
консервативный либерализм, устремленный к идеализированному прошлому. Там, где
Чаадаев видел причину застоя, славянофилы усматривали источник преимущества России
перед Западом. Славянофильская доктрина имела в своей основе историческую
концепцию, построенную на мистических основаниях немецкой идеалистической
философии (хотя на словах славянофилы отвергали философские системы Запада).
Славянофилы считали, что основы
христианской религии сохранены в своем истинном виде только православной
церковью. Сочетание истинного христианства, глубоко вошедшего, по их мнению, в
сознание русского народа с «естественным развитием народного быта»[17],
и определило самобытность русской жизни, характер ее исторического развития,
прямо противоположного Западу. Коренные начала русского народного быта славянофилы
видели в общинном землепользовании и самоуправлении. Отрицая классовый
антагонизм интересов крестьян и помещиков, они отстаивали представление о
патриархальном характере помещичьей власти над крестьянами. Вся концепция
славянофильства была подчинена отрицанию общей исторической закономерности и
утверждению самобытности русского исторического процесса, при котором «закон
переворотов, вместо того чтобы быть условием жизненных улучшений, есть .условие
распадения и смерти...»[18].Развитие
России совершалось и должно совершаться «гармонически и неприметно», т. е.
путем постепенных преобразований, проводимых сверху. Славянофилы признавали
необходимость отмены крепостного права, но хотели сохранить при этом помещичье
право на землю, феодальные повинности крестьян и верховную власть помещика над
общиной.
Говоря о политических реформах,
славянофилы ратовали за расширение начал местного самоуправления, созыв
Земского собора с сохранением верховной власти царя, введение гласности,
открытого судопроизводства, отмену телесных наказаний. И социальная, и
политическая программа славянофилов несла на себе печать противоречивой
тенденции сочетать идеологию консервативного помещика с повелительными
требованиями времени. Начатая славянофилами большая и плодотворная работа по
изучению русской национальной культуры, народного быта и творчества объективно
способствовала углублению демократической тенденции в развитии культурной
жизни.
Доказывая несостоятельность утверждений о
самобытности русского исторического процесса, противники славянофилов из рядов
либеральной интеллигенции исходили из признания общности исторического
развития России и стран Запада. Поэтому их называли западниками.
Между славянофилами и западниками шел спор
о решении все того же кардинального вопроса русской жизни — вопроса крепостного
права, который только в силу невозможности его открытой постановки
дебатировался в плоскости «самобытности» русского исторического процесса или
признания его общности с западным со всеми следующими отсюда выводами. Западничество
— антикрепостническое по своей сущности идейное направление — объединило на
первом этапе в общей борьбе против славянофилов широкие круги передовой
интеллигенции. К Белинскому и Герцену, возглавившим борьбу против
славянофилов, примыкали в первой половине 40-х годов выдающийся
просветитель-историк Т. Н. Грановский, искусствовед и публицист В. П. Боткин,
молодой ученый-юрист К. Д. Кавелин, журналист Е. Ф. Корш, известный актер М. С.
Щепкин, Т, Н. Грановский коллеги Грановского по Московскому университету Д. Л.
Крюков, П. Г. Редкий, П. Н. Кудрявцев и ряд других выдающихся деятелей.
Ожесточенные словесные турниры между западниками и славянофилами, по
воспоминаниям современников, были одним из характернейших и ярких явлений
литературно-общественной жизни Москвы 40-х годов. В салоне А. П. Елагиной
(матери Киреевских), у Чаадаева, в доме литератора Н. Ф. Павлова в
определенные дни недели собиралось литературное и ученое общество. Эти беседы
привлекали многочисленных слушателей как модное и оригинальное развлечение.
Выступления заранее готовились, зачитывались специально подготовленные статьи,
рефераты, доклады. С особой силой и блеском развернулся на этих диспутах полемический
талант Герцена.
Политическое лицо славянофильской партии
было ясно для Герцена. В дневниковой записи от 6 ноября 1842 г. он фиксирует
мысль о прямой связи между ненавистью славянофилов к Западу с их ненавистью «ко
всему процессу развития рода человеческого», «к свободе мысли, к праву, ко всем
гарантиям, ко всей цивилизации»[19].
Считая славянофильскую партию «ретроградной, негуманной, узкой», Герцен
признавал за ее отдельными представителями благородство побуждений. Но «дикая
нетерпимость славянофилов», их приемы литературной борьбы, порой носившие форму
прямых доносов, как, например, стихотворные послания Языкова «К не нашим»
(1844 г.), убедили Герцена в правоте Белинского, восставшего против всяких компромиссов
со славянофилами. На страницах «Отечественных записок» Белинский вел бой с
партией «мистиков, ханжей, лицемеров, обскурантов...»[20],
обрушивая на «Москвитянина» (в котором славянофилы по многим вопросам выступали
совместно с Шевыревым и Погодиным) всю силу своего беспощадного сарказма.
Белинский развенчивал славянофилов за их «мистические предчувствия победы
Востока над Западом», за консервативные социально-исторические идеи, за поиски
идеала не в будущем, а в прошлом России.
Против исторической концепции славянофилов
была заострена и деятельность выдающегося русского ученого-просветителя Т. Н.
Грановского. Приступив с осени 1839 г. к чтению лекций по истории средневековья
в Московском университете, он сразу же столкнулся с влиянием славянофильских
идей на студенческую молодежь. В письме Н. Станкевичу 27 ноября 1839 г. Он с
возмущением писал о славянофилах, видевших в реформах Петра I
источник всех зол России. Будучи убежденным западником, Грановский с
университетской кафедры восставал против славянофильской фальсификации истории
Европы и России.
Особенно широкий общественный резонанс
имели публичные лекции Грановского, прочитанные им в 1843 и 1845—1846 гг. Это
был вызов не только славянофильской партии, но открытое изложение
представителем передового лагеря идей единства исторического процесса,
прогресса и гуманизма. Грановский в лекциях проводил недвусмысленные параллели
между античным рабством или средневековым крепостничеством с отжившим
общественным строем николаевской России. Он подчеркивал роль народа в истории,
уделял основное внимание истории народных движений, борьбе народа за
социальное и национальное освобождение. Хотя и не являясь сторонником
революционных и социалистических идей, Грановский будил критическую мысль у
своих слушателей; его лекции привлекали необычайно широкую аудиторию и
сопровождались бурным изъявлением симпатий к лектору. Глубокая эрудиция,
ораторский талант и высокие человеческие качества делали Грановского для
современников олицетворением передовой науки, несовместимой с пресловутой
«теорией официальной народности». Оценивая историческое значение деятельности
Грановского, Герцен писал, что «...кафедра Грановского выросла в трибуну
общественного протеста»[21].
2.4
Общественное движение в России и революция 1848 г.
22 апреля Николай I отдал
распоряжение об аресте петрашевцев, а 26 апреля 1849 г.был объявлен манифест о
начале венгерского похода. Близость этих двух дат не была случайностью.
Выступая на вооруженное подавление европейской революции, царизм — эта
«великая опора европейской реакции»[22]
— обеспечивал свой далеко не прочный тыл.
События 1848 г. в Европе усугубили ту
напряженность внутреннего положения, которая сложилась в то время в России.
Через русскую и иностранную периодическую
печать, из частной переписки, от приезжающих из-за границы, путем прямого
контакта с жителями пограничных районов информация о происходящем получала
широкое распространение. Царизм мобилизует все средства, чтобы оградиться от
Европы: от прямого запрещения въезда иностранцев до введения чрезвычайных
цензурных мер. Так называемый Меныниковский комитет требовал от журналов
содействия «правительству в охранении публики от заражения идеями, вредными
нравственности и общественному порядку». Для реализации этих требований 2 апреля
1848 г. учреждается Бутурлинский комитет по делам печати, устанавливающий
неограниченный цензурный террор. Даже теоретик «официальной народности» министр
просвещения С. С. Уваров оказывается для того времени недостаточно консервативным
и заменяется воинствующим реакционером П. А. Ширинским-Шихматрвым.
Но никакие охранительные меры не могли
остановить развития русского общественного движения, активизируемого влиянием
революционных событий. Идет дальнейшее размежевание общественных течений.
Славянофилы восприняли революцию 1848 г. как грозное предупреждение России о
пагубности европейского пути, ведущего к «язве пролетариатства» и следующей за
этим «анархии». В сохранении самобытности России, нерушимости самодержавия, в
отказе от всяких политических преобразований, якобы приведших Европу к полному
банкротству, видели они спасение России. Отвращение славянофилов от всего
европейского доходило до смешного, поскольку «европейское» воспринималось ими
как «революционное». Наиболее воинствующие из них, вроде Константина Аксакова,
требуя возврата к истинно русским «спасительным началам», демонстративно
отпустили бороды и обрядились в русские старинные кафтаны pi
мурмолки. С восторгом и энтузиазмом приветствуя контрреволюционный поход
царизма в Венгрию, славянофилы объединились с такими апологетами самодержавия,
как Шевырев и Погодин.
Одновременно выявились классовые позиции
либералов-западников, которых сближало со славянофилами резко отрицательное
отношение к революционным методам борьбы, стремление разрешить вопрос о
крепостном праве путем мирных реформ.
Наиболее отчетливо эти настроения
проявились у В. П. Боткина, П. В. Анненкова и особенно у Б. Н. Чичерина, тогда
еще студента Московского университета. С воодушевлением встретив известия о
Февральской революции в Париже, он был как «громовым ударом» поражен июньским
восстанием парижского пролетариата. По его мнению, это было выступление
«разнузданной толпы, готовой ниспровергнуть те самые учреждения, которые были
для них созданы».
Непосредственный свидетель революционных
событий в Италии и Франции, очевидец трагических июньских дней, Герцен тоже
пережил чувство глубочайшего разочарования во всем происходящем. Но скептицизм
Герцена не имел ничего общего со скептицизмом либералов-западников, отрекшихся
от революции. Социальный смысл его с предельной глубиной объяснил В. И. Ленин:
«Духовный крах Герцена, его глубокий скептицизм и пессимизм после 1848 года
был крахом буржуазных иллюзий в социализме. Духовная драма Герцена была
порождением и отражением той всемирно-исторической эпохи, когда революционность
буржуазной демократии уже умирала (в Европе), а революционность
социалистического пролетариата еще не созрела»[23].
В то время как Чичерин проклинал «разнузданную толпу», посмевшую посягнуть на
республиканские учреждения, Герцен проклинал «мир оппозиции, мир парламентских
драк, либеральных форм — тот же падающий мир», прикрывающий социальное
порабощение трудящихся масс. В этот критический момент своего идейного развития
Герцен, убедившись в контрреволюционной сущности либеральной буржуазии,
бессилии демократии, пришел к выводу, что осуществление социалистического
идеала для умирающей европейской цивилизации — вопрос отдаленного будущего. Но
если Белинский к концу жизни, будучи не удовлетворен абстрактной
отвлеченностью, чисто просветительным характером утопического социализма, шел
в своих теоретических исканиях в направлении к пониманию социализма как
естественноисторической закономерности общественного развития, связанной с
материальными интересами наиболее угнетенного класса буржуазного общества, то
Герцен под влиянием исхода революции 1848 г. и утраты веры в социалистическое
будущее Европы пришел к идее «русского», «крестьянского социализма».
В русской поземельной общине,
социалистический элемент в которой усматривали и петрашевцы, он увидел залог и
искомую форму социалистического будущего России. «Русский социализм» как
соединение специфических основ русского крестьянского быта с
западноевропейской наукой — вот форма созданного Герценом утопического
социализма. Его исходным положением было представление о крестьянской
поземельной общине, сохранившейся в России с далеких времен, как о реальной
предпосылке, экономическом основании социалистического будущего России. Это
было утопией, так как «русский социализм», так же как и утопический
западноевропейский социализм, не мог подняться до понимания
всемирно-исторической роли пролетариата как единственного класса, способного
возглавить борьбу народных масс за социализм и создать условия для его построения.
Однако, будучи утопией, «русский»,
«крестьянский социализм» был в предпролетарскую эпоху наиболее радикальной демократической
идеологией, выражавшей интересы русского крестьянства, стоявшего на пороге
буржуазной революции. Герцен нашел в нем теоретическую основу в борьбе за новую
Россию. Ознакомление Запада с неизвестным ему миром русской жизни и служение
России вольным русским словом — революционной пропагандой — таковы были
благородные задачи, которые поставил перед собой Герцен, навсегда оставшись за
границей.
Революция 1848 г. ускорила процесс
идейного формирования будущего вождя русской революционной демократии Н. Г. Чернышевского.
К мысли «о возможности и близости у нас революрашевцами и особенно с А. В.
Ханыковым. «Он показал мне,— записал Чернышевский в дневнике И декабря 1848
г.,— множество элементов возмущения, напр., раскольники, общинное устройство
у удельных крестьян, недовольство большей части служащего класса и проч...»
Вращаясь в наиболее радикальных кругах
петербургского общества, посещая, в частности, с осени 1849 г. кружок литератора
и педагога И. И. Введенского, Чернышевский с удовлетворением отмечал широкое
распространение в кругах демократической интеллигенции революционных и
социалистических идей. Собственный жизненный путь Чернышевский определил для себя
уже совершенно точно. «Через несколько лет я журналист и предводитель или одно
из главных лиц крайней левой стороны...»,— записал он в дневнике в день своего
совершеннолетия — 11 июля 1849 г.
«Крайняя левая» — это и есть
революционно-демократическое направление, подготовленное идейной борьбой
30—40-х годов XIX в.
Отзвуки этой борьбы мы явственно ощущаем в
общественном движении и в развитии передовой мысли на Украине, в Прибалтике и
в других районах России.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Николай I думал уничтожить все ростки
вольномыслия в русском обществе. Это не удалось. Трудно било запретить людям
думать, обмениваться мнениями, сближаться, имея схожие настроения и мнения.
После разгрома декабристов, центр общественного движения переместился из армии
в студенческие кружки, в редакции газет и журналов. Новое поколение имело
хорошую теоретическую подготовку, но ему не хватало практического жизненного
опыта. Поэтому из философских посылок не всегда делались правильные выводы, а
за ошибки приходилось дорого расплачиваться.
Западники и
славянофилы вошли в историю как "люди сороковых годов" - люди
осмелившиеся на поиск истины в условиях николаевского царствования.
Революционные события 1848 года в Европе отозвались в России волной репрессий и
усилением цензурного гнета.
После расправы с
Петрашевцами, в последние годы царствования Николая 1, общественная жизнь
России казалось, совсем замерла. При Николае 1 никто не разрабатывал
конституционных проектов, но был основательно поставлен вопрос о правах
человека. В 40-е годы движение стало более широким, чем при декабристах. Теперь
заметную роль в нем играли разночинцы. Начавшийся этап освободительного
движения можно назвать дворянско-разночинским.
"Удивительное
время наружного рабства и внутреннего освобождения."
А.И.Герцен.
После расправы с декабристами общественное
сопротивление было загнано внутрь, и в течение всего николаевского царствования
проявлялось публично лишь в форме литературной полемики.
СПИСОК
ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1.
И. А. Федосов.
Революционное движение в России во второй четверти XIX в. М., 1958
2.
«Декабристы и их
время». М.— Л., 1951
3.
История СССР с
древнейших дней Серия первая. Том IV., 1967
[1]
В. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т. I. M., 1952, стр. 447.
[2]
И. А. Федосов. Революционное движение в России во второй четверти XIX в. М., 1958, стр. 51.
[3] И. А. Федосов. Революционное движение в России
во второй четверти XIX в., 1958, стр. 53, 57.
[4]
«Декабристы и их время». М.— Л., 1951, стр. 232.
[5]
Я. Костенецкий. Воспоминания из моей студенческой жизни. «Русский
архив», 1887, № 5, стр. 75.
[6]
«Литературное наследство», т. 56. М., 1950, стр. 310.
[7]
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 94.
[8]
«Литературное наследство», т. 56, стр. 386.
[9]
И. А. Федосов. Указ. соч., стр. 97-98
[10]Н.
П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т. II.
М-, 1956, стр. 266.
[11]
К. С. Аксаков. Воспоминание студентства 1832—1835 годов. СПб.,1911, стр. 17.
[12]
М. К. Лемке. Николаевские жандармы и литература 1826—1855 гг. СПб., 1909, стр.
414.
[13]
А. И. Герцен. Собрание сочинений в 30 томах, т. XIV. М.,
1958, стр. 157.
[14]
Н. П. Огарев. Избранные произведения, т. 2. М., 1956, стр. 18.
[15]
А. И. Герцен. Собрание сочинений в 30 томах, т. XXII М 1961 стр. 103—104.
[16]
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 21, стр. 256.
[17]
И. В. Киреевский. Полное собрание сочинений, т. I.
M., 1911, стр. 217.
[18]
И. В. Киреевский. Полное собрание сочинений, т. Т, М., 1911, стр. 209. 338
[19]
А. И. Герцен. Собрание сочинений в 30 томах, т. II. М.,
1954, стр. 240.
[20]
В. Г. Белинский. Полной собрание сочинений, т. XII. М.,
1956, стр. 104.
[21]
А. И. Герцен. Собрание сочинений в 30 томах, т. IX. М.,
1956, стр.122.
[22]
К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. VT, стр. 9.
[23]
В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 21, стр. 256.
|