Журналистика конца XIX века

80-е годы создали не только новый тип редакторов, но и совершенно

новый тип сотрудников газет и журналов.

Старый журналист придерживался, как правило, какого-либо направления,

сотрудничество в газете или журнале другого направления он считал

совершенно немыслимым для себя. Журналист нового типа, напротив, совершенно

не признавал никаких убеждений, обязательных для себя, и не ограничивал

себя сотрудничеством в определенных газетах и журналах.

Старый журналист измерял качество своих выступлений в печати силой

идейного воздействия их на читательскую аудиторию. Журналист-восьмидесятник

заботился прежде всего о необычности, о сенсационности описываемых им

событий и фактов, о скорости их литературной обработки и доставки в

редакцию.

Старый журналист был бессребреником по преимуществу. Для него главным

было опубликование материала, особое удовлетворение при этом он испытывал

от значительного общественного резонанса, произведенного им. Журналист

школы 80-х годов откровенно стремился лишь к получению гонорара за свою

публикацию. В редакции могли придать сообщаемым им сведениям прямо

противоположный смысл это его мало волновало. Лишь бы сполна был выплачен

гонорар. Наиболее подходящим для сотрудничества он считал то издание, в

котором был самый высокий гонорар.

Старый журналист заботился о своей не только литературной, но и чисто

человеческой, моральной репутации. Для него было не безразлично, что о нем

будут говорить как о человеке в симпатизирующих ему читательских и

литературных кругах. Журналист-восьмидесятник этим не был озабочен. Солгать

или оклеветать в газете, подебоширить, прослыть пьяницей за ее пределами не

считалось предосудительным. Напротив, в обиходе была бравада лихостью,

умением лгать и напиваться до потери сознания.

Моральный облик журналиста пал так низко, что само слово журналист

почти вышло из употребления. Оно использовалось в крайних случаях, когда

надо было подчеркнуть уважительность к лицу, причастному к сотрудничеству в

журнале какого-либо определенного идейного направления. В других случаях

сотрудника журнала и особенно газеты стали называть «репортером»,

независимо от того, занимался он в основном репортажем в газете или был

автором корреспонденции, хроникерских заметок, рецензий, фельетонов,

передовых статей. Сохраняло это понятие и свой узкий смысл, но чаще всего

оно употреблялось расширительно для обозначения профессии журналиста. Быть

может, слово это на русскую почву было перенесено и несколько раньше в 70-

х годах. Но широко использоваться оно стало только в 80-е годы. Именно 80-е

годы создали наиболее благоприятную почву для утраты тех качеств, которые

были заложены в понятии «журналист», и для роста тех, которые были

сопряжены с понятием «репортер». «Быстро сформировалась порода продажной

журналистики, наглая, беспринципная, уверенная в том, что ей все позволено

и что можно безнаказанно издеваться над демократией, над социализмом, над

элементарной порядочностью».

Понятия «репортер», «газетчик», «хроникер» употреблялись не иначе как

с презрительным оттенком. Причем такое отношение к газетным работникам

«мелкой прессы» было широко распространено как в крайне правых, так и в

левых, демократических кругах. Репортер-восьмидесятник стал объектом

всеобщего презрения и осмеяния. «Газетчик - значит, по меньшей мере, жулик,

в чем ты и сам не раз убеждался» - писал А. П. Чехов своему брату 13 мая

1883 года.

В эти годы Чехов создает несколько литературных портретов своих

«коллег», главным образом провинциальных журналистов, каждый раз, имея в

виду крайне низкий общественный вес представителя прессы в 80-е годы. Не

случайно журналист Иван Никитич (рассказ «Корреспондент», журнал

«Будильник» № 20, 21, май 1882 г.), приглашенный на свадьбу, жалкий

конфузливый человек, над которым дико измываются хозяева и гости, после

нескольких рюмок вина на потеху всем присутствовавшим ударился в

воспоминания о своей работе в былые годы: «Прежде что ни писака был, то

богатырь, рыцарь без страха и упрека, мученик, страдалец и правдивый

человек. А теперь? Взгляни русская земля, на пишущих сынов своих и

устыдись! Где вы, истинные писатели, публицисты и другие ратоборцы и

труженики на поприще ...эк...эк...гм гласности? Нигде!!! Теперь все пишут.

Кто хочет, тот .и пишет. У кого душа чернее и грязнее сапога моего, у кого

сердце не в утробе матери, а в кузнице фабриковалось, у кого правды столько

имеется, сколько у меня домов собственных, и тот дерзает теперь ступать на

путь славных путь, принадлежащий пророкам, правдолюбцам да

среброненавистникам».

Презрение к журналистской братии было настолько велико во всех слоях

общества, что ее не только третировали морально, но нередко и физически

расправлялись с ней. Вышвырнуть корреспондента с какого-нибудь приема,

напоить его до потери сознания и гнусно поиздеваться, наконец, просто

избить было не таким уж редким явлением. «Известный велосипедист и летчик

Уточкин, побивший на своем веку не один рекорд, побил и немало журналистов.

То же делал известный клоун Дуров», таково свидетельство одного из

представителей прессы 80-х годов.

Бесспорно, были среди репортеров 80-х-годов и преуспевавшие. За счет

чего? «Заработок хроникеров резко колебался. Одни хроникеры зарабатывали

500-700 руб. в месяц, другие жили на 30 руб.». Обратимся к тем, которые

жили на 500-700 рублей в месяц.

Одним из самых известных репортеров в 80-х годах считался Юлий

Осипович Шрейер (1835-1887 гг.). В молодости он был и офицером артиллерии,

и начальником Виленской телеграфной станции, и председателем цензурного

комитета в Варшаве, и сотрудником Учредительного комитета по устройству

быта крестьян в Царстве Польском. Больше чем кто бы то ни было он имел

право сказать: «Мы все служили понемногу кому-нибудь и как-нибудь». Но

настоящее свое призвание нашел Шрейер в репортерской работе.

Как репортер Шрейер заявил о себе еще в 1870 году. Отправившись на

франко-прусский фронт, он регулярно стал посылать оттуда свои

«корреспонденции с поля битвы». Затем в 1871 году он основал газету

«Новости». Через три года он, однако, оставил редакторско-издательскую

деятельность и целиком переключился на репортерскую работу. В 80-е годы

репортерская слава Шрейера достигла апогея: в атмосфере реакции он

чувствовал себя как рыба в воде.

«Королем петербургских репортеров» называет Шрейера и Александр Чехов.

Шрейер - «король репортеров» и для А. Е. Кауфмана, для известного газетчика-

восьмидесятника. Шрейер умел первым узнавать сенсационную новость, причем

подчас только зоркий глаз Шрейера видел сенсационность в новости, которая

казалась остальным газетчикам рядовой. Только Шрейер мог проникать туда,

куда не мог проникнуть ни один газетчик, например, под видом официанта

попасть на тайный обед акционерного общества. «О Шрейере как о репортере

сложились целые легенды. Рассказывалось, например, что в суде разбиралось

какое-то дело при закрытых дверях. Попасть в зал суда было невозможно. У

дверей стоял судебный пристав. Но Шрейер попал. Он уверил пристава, что он

явился спешно от жены одного из защитников, в доме которого случилось что-

то неладное. Пристав впустил его в залу, но взял с него честное слово, что

он никому не скажет ни слова о том, что увидит и услышит на суде...

Пристав, встретившись потом со Шрейером, горько упрекнул его за то, что он

не сдержал данного слова.

Нужно быть очень наивным человеком, чтобы верить слову журналиста,

спокойно и нисколько не смущаясь ответил Шрейер.

Следовательно, работать, как Шрейер, с таким же размахом и успехом,

мог только человек, отбросивший в сторону понятия о чести и совести. Обман

не считался больше предосудительным средством работы журналиста. Цель -

добывание новостей оправдывала любые средства.

Раздобыв ему одному известную новость, Шрейер шел по редакциям и

предлагал ее, как купец редкий и дефицитный товар, за самую дорогую цену,

то есть по двугривенному за строку.

В прежние времена, чтобы быть хорошим журналистом, нужно было иметь

литературный талант и определенные убеждения. И совсем не обязательным было

обладание физической силой, ловкостью, пронырливостью, быстротой реакции. В

своих «Записках» репортер-восьмидесятник Александр Чехов выставляет такие

требования: «Для того чтобы с успехом заниматься репортажем, нужно быть

молодым, крепким, выносливым и от природы энергичным, сообразительным и

находчивым человеком. Нужно быть везде первым, нужно обладать чутьем и

умением быстро, ориентироваться». Все так. Но следовало бы добавить еще

одно новое качество журналиста-восьмидесятника умение обходиться без

совести. Это качество являлось совершенно необходимым для успеха.

Ни один из преуспевавших в то время журналистов-газетчиков, репортеров

не обошелся без этого нового качества.

Не церемонился с правдой и законами морали, например, и Николай

Александрович Лейкин, с сотрудничеством которого был в значительной степени

связан успех «Петербургской газеты». Пройдя школу Худекова, Лейкин

впоследствии стал матерым бульварным журналистом-строчкогоном.

«Скажи, Николай Александрович, во сколько времени ты можешь написать

сценку? - спрашиваем его.

- Если строк в полтораста, в полчаса напишу».

Развитие капитализма в печати, безусловно, не могло приводить к

возникновению только негативных явлений, даже если учесть, что это развитие

происходило в основном в рамках периода политической реакции.

Следует, например, обратить внимание на возрастание тиражей, на рост

оперативности в освещении газетами политических событий. Среди газетчиков

нового типа не все были негодяями пьяницами, прощелыгами, взяточниками и

вымогателями, лжецами и клеветниками. Были среди них и такие, которые

пытались выстоять против растлевающего влияния законов буржуазной печати,

долго сохраняли демократизм, оппозиционность, а подчас а революционную

идейность. Им жилось нелегко. Они бедствовали и нередко сдавали свои

позиции. Некоторые покидали журналистику и уходили в литературу, если это

им удавалось. Иногда уходили вообще к другим занятиям, ничего общего с

литературным» не имеющим.

Светлым пятном в репортерском мире Москвы был, например, Владимир

Алексеевич Гиляровский (1853-1935 гг.). Как и Шрейер, он считался одним из

королей репортажа. Он всегда был в курсе всех городских событий и всюду

поспевал первым. «На крупный пожар он мчался вместе с пожарной командой.

При раскрытии какого-нибудь убийства, ограбления или крупной кражи, работал

вместе с сыщиками в самых опасных местах, и что бы ни случилось выдающегося

в Москве или на ее окраинах Гиляровский был первый там». При всей своей

необычной вездесущности и оперативности Гиляровский сохранял демократизм

своей позиции, в его материалах нередко звучала резкая обличительность. В

цензурном ведомстве он был на строгом учете, из-за его репортажей на газеты

нередко накладывались различные административные взыскания. Гиляровского

хорошо знала и всегда приветствовала городская голытьба, считая его своим

человеком безусловно, за обличительный тон его заметок и репортажей о

городском дне.

Нельзя сбрасывать со счета и тот факт, что в эти годы зародились

некоторые приемы работы журналистов, некоторые газетные жанры, которые

остаются на вооружении газетчиков до сих пор. Теперь часто пишут о

журналистах, которые меняют профессию на время работы над каким-либо

материалом. При этом традицию перевоплощения газетчика возводят почему-то к

Михаилу Кольцову, считая его репортаж «Три дня в такси» первым весьма

удачным опытом такого рода. Между тем этот прием впервые в России стал

применяться буржуазными журналистами еще в 80-е, годы.

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ПЕЧАТИ 80-х ГОДОВ

О принципах политической дифференциации прессы

Итак, положение печати в рамках периода 80-х годов определялось в

основном влиянием двух факторов политического (наступление реакции) и

экономического (развитие капитализма). Эти два фактора сыграли определяющую

роль и в новой расстановке политических сил в журналистике. В общественно-

политической борьбе намечалась смена действующих сил, возникали новые

течения. Следствием этого явилось возникновение и новых направлений в

журналистике.

Историческая реальность 80-х годов показывает, что на арене

общественно-политической жизни в этот период действовали четыре класса:

помещики как нисходящий класс; буржуазия как класс восходящий и ищущий

путей к политической власти; крестьянство, наиболее многочисленный и

наиболее неоднородный класс; и начинающий быстро развиваться рабочий класс.

Силы этих четырех классов неравномерно распределялись по четырем

политическим лагерям. Монархический лагерь был еще наиболее многочисленным

в него входили дворянство, значительная часть буржуазии, часть

крестьянства. Либеральный лагерь в основном формировался за счет буржуазных

слоев населения, хотя здесь отчасти были и представители дворянской

интеллигенции. Буржуазно-демократический лагерь составляли представители

интеллигенции народнического толка, выражавшие интересы мелкой буржуазии

деревни и города.

Лагерь социал-демократов, который только начал формироваться в этот

период, выражал интересы рабочего класса и беднейших слоев крестьянства.

Исходя из марксистско-ленинского принципа классификации печати, по ее

классово-партийной принадлежности можно указать, таким образом, на наличие

следующих политических направлений в журналистике 80-х годов: дворянско-

монархическое, буржуазно-монархическое, буржуазно-либеральное, буржуазно-

демократическое, революционно-демократическое и социал-демократическое.

Разумеется, для характеристики того или иного издания недостаточно

определить только его классово-партийную принадлежность. Но это главный

признак, и он должен быть назван в первую очередь. Все же остальные

признаки степень консервативности, ориентация на тот или иной читательский

слой и т.д. могут быть лишь в ряду вторичных признаков издания.

К сожалению, эти принципы политической классификации прессы по

направлениям не всегда соблюдаются в нашей научной историко-журналистской

литературе. В наиболее полном советском справочнике «Русская

периодическая печать (1702-1894)» разделы, охватывающие 70-80-е годы,

являются уязвимыми как раз с этой точки зрения. Нельзя сказать, что

характеристики изданий здесь ошибочны, но они слишком разнородны

определяют направление печатного органа в одном случае по одному признаку,

в другом по другому. В этих оценках нередко отсутствует та

систематичность, которая необходима всякому справочнику и которая,

бесспорно, имеется в данном справочнике во многих других отношениях

(обязательное указание выходных данных, периодичности, состава редакции).

Недостаточной точностью страдают, например, такие характеристики в

справочнике, как: «становится самым влиятельным органом реакционной

журналистики» (о «Русском вестнике», стр. 342); «издание велось в

верноподданническом духе» (о журнале «Досуг и дело», стр. 492);

«охранительное издание» (о газете «Современные известия», стр. 501);

«газета монархического направления» (о «России», стр. 652); «беспринципная

газета, прибежище реакции» (о газете «Новое время», стр. 510). Ибо это

указание лишь на принадлежность газет и журналов к тому или иному

политическому лагерю. Между тем, в лагере реакции, в монархическом лагере

обитали и официальные правительственные органы и частные издания, стоявшие

на дворянских позициях, и многие печатные органы, стоявшие на позициях

буржуазных. «Реакционным» и «монархическим» были такие издания, как,

например, «Гражданин», защищавшее интересы помещиков, «Новое время»

Суворина, отражавшее интересы крупного капитала, «Московский листок»

Пастухова, стоявшее на позициях купечества и мелкой буржуазии. Одно дело

издание дворянско-монархическое, другое буржуазно-монархическое различие

было достаточно существенным, чтобы его отметить.

Еще более неточны такие характеристики, как: «журнал консервативного

направления» (о «России», стр. 652) «консервативный орган, уделявший много

внимания религиозно-нравственным темам» (о журнале «Звезда», стр. 671),

«издание прогрессивного направления» (о газете «Приазовский край», стр.

712), так как они не дают представления ни о классовых позициях издания, ни

о его принадлежности к тому или иному политическому лагерю. Консерватизмом

страдали и дворянско-монархические издания; (официальные и частные с

западной или со славянофильской ориентацией), и буржуазно-монархические

издания («солидные» и бульварные), и многие органы умеренного буржуазного

либерализма.

Некоторые буржуазно-либеральные издания определены только с одной

стороны или с точки зрения их классовой принадлежности или по

принадлежности их к тому или иному политическому лагерю: «буржуазная

газета» (о «Биржевых ведомостях», стр. 608); «заурядный журнал буржуазной

юмористики» (о журнале., «Шут», стр. 605); буржуазный орган, рассчитанный

на деловые круги» (о газете «Новости дня», стр. 651); «либеральное издание»

Страницы: 1, 2, 3, 4