Правонарушение

осуществляет свою власть (государство, партии, институты голосования и

т.д.)

С позиций социологии, наибольшую общественную опасность для исторически

определенного общественного строя составляют покушения на его политические

институты, ибо именно через них общество обеспечивает охрану условий своего

существования. Поскольку важнейшим составным моментом этих условий является

обмен, т.е. тот способ, который объединяет орду одиночек в социальное

целое, постольку обменные, в первую очередь экономические отношения

занимают второе место на этой шкале общественной опасности. Общие же

предпосылки существования человечества (например, экологические условия,

мир и даже сами люди) охраняются, как свидетельствует социальный опыт, лишь

в той мере, в какой их уничтожение начинает угрожать жизни как таковой, в

том числе и физическому существованию власть имущих. Истории известны

многочисленные примеры бессмысленных войн или варварского разграбления

природных богатств во имя одной только наживы отдельных лиц, что в

большинстве случаев вообще не считалось правонарушением.

Социологический критерий степени опасности правонарушения, далее,

включает меру интенсивности действия, совершая которое правонарушитель

покушается на то или иное общественное отношение. Ведь от степени

интенсивности этого действия зависит размер ущерба — социального вреда,

причиняемого правонарушением, и, стало быть, определение тех условий,

которые позволяют отличить преступления от проступков, а проступки от

общественно безвредных действий. Без учета меры интенсивности действия вряд

ли можно отличить озорство от хулиганства, нерадивость от преступной

халатности и т.д.

Наконец, существенным моментом, влияющим на степень опасности деяний,

является их распространенность. То, что имеет случайный характер, обществом

не улавливается и как социально опасное явление не фиксируется. Вместе с

тем слишком значительная распространенность того или иного поступка среди

людей иногда служит объективным препятствием для объявления этого поступка

правонарушением и тем более — преступлением. Так, нисколько не сомневаясь в

общественной опасности пьянства, сквернословия т.п., право не рассматривает

в качестве преступников сквернословящих лиц, злоупотребляющих спиртными

напитками. В противном случае государству пришлось бы применить столь

обоюдоострое социальное оружие, как уголовное наказание, к значительной

части населения, что явно нецелесообразно. Здесь мы сталкиваемся с такой

ситуацией, когда большинство населения еще не считает пьянство и

нецензурную брань настолько опасными для общества поступками, что их можно

было бы включить в официальный перечень преступлений. Условия быта, уровень

культуры и образования и некоторые другие моменты таковы, что правосознание

населения исключает возможность применения уголовной кары за

злоупотребление спиртными напитками, сквернословие и т.п.

Социологический подход дает возможность объяснить, почему

правонарушение имеет место не только тогда, когда субъект активно

действует, покушаясь на общественные отношения, но в ряде случаев и тогда,

когда он бездействует.

«Санкт-Петербургский металлический завод не отгрузил турбину

западногерманской фирме и тем самым совершил правонарушение. Заведующий

складом не обеспечил ремонт крыши, вследствие чего дождь испортил товары,

которые хранились в складском помещении. Врач отказал в помощи больному,

который из-за этого умер, т.д. Во всех приведенных примерах субъект

бездействовал в то время, как в силу общественного разделения труда был

обязан действовать. Одностороннее самоисключение из социальной системы,

существующей на основе обмена деятельностями и их продуктами, тотчас же

сказывается на тех, с кем бездействовавший субъект непосредственно связан,

а в конечном счете — и на обществе в целом»[3].

Итак, с позиций социологии, правонарушение — общественно опасное

деяние, покушающееся на сложившийся порядок общественных отношений.

1.2 Юридическое определение правонарушения

Юридическое понятие правонарушения имеет своей исторической и

логической предпосылкой его социологическое определение. С точки зрения

юриспруденции, правонарушение — общественно опасное противоправное виновное

деяние. В плане формальной логики его характеристика как общественно

опасного деяния указывает на родовой признак правонарушения,

противоправность и виновность образуют его видовые отличия.

«По существу юридическое определение дополняет и конкретизирует

социологическое, высвечивая в анализируемом феномене свойства, на которые

теория общества смотрит совсем с другой стороны. Так, юриспруденция

признает общественную опасность неотъемлемым свойством правонарушения. Это

признание — отражение требований действующего законодательства и

правоприменительной практики. Например, часть II статьи 7 УК РСФСР

устанавливает, что "не является преступлением действие или бездействие,

хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного

особенной частью настоящего Кодекса, но в силу малозначительности не

представляющее общественной опасности"»[4].

Однако, с точки зрения юриста, общественной опасностью обладают лишь

такие деяния, которые противоправны, т.е. противоречат установившимся в

ходе исторического развития нормам. При этом предполагается, что

сформировавшееся подобным образом право "взяло под охрану" как раз те

общественные отношения, которые существенны для сохранения и

функционирования общества как целого и потому подлежат защите со стороны

нуждающегося в защите целого.

С другой стороны, активная роль государства, часто готового взять под

охрану прежде всего то, что угодно лишь узурпировавшей власть клике, может

привести к ситуации, в которой правонарушениями объявляются деяния,

противоречащие только закону, но соответствующие праву. Так, бесспорно

противоречил праву Закон СССР об уголовной ответственности за измену Родине

от 8 июня 1934 г., установивший, в частности, положение, в соответствии с

которым "несовершеннолетние члены семьи изменника, совместно с ним

проживавшие или находившиеся на его иждивении к моменту совершения

преступления, — подлежат лишению избирательных прав и ссылке в отдаленные

районы Сибири на 5 лет". Грубо противопоставлялись праву изданные в декабре

1934 года уголовно-процессуальные нормы, вводившие внесудебное применение

уголовно-правовых репрессий (правосудие осуществляется только судом),

лишавшие подсудимого права на обжалование приговора, право на защиту (это —

основополагающие правовые принципы уголовного процесса, закрепленные, в

частности, в Конституциях большинства стран мира) и т.д[5].

Трансформация социального в юридическое получает выражение в составе

правонарушения, в четырех элементах которого юридически оформляются все его

социологические свойства. Первый и, по-видимому, важнейший из них — объект

правонарушения. В современной российской юриспруденции общепризнанно, что

им являются общественные отношения. Такая трактовка объекта, очевидно,

связана с материальным понятием правонарушения как деяния, опасного для

основ общественного строя, а не просто нарушающего юридическую норму.

Вместе с тем непосредственно правонарушение не затрагивает

общественное отношение как таковое. Правонарушитель посягает, например, не

на производственные отношения и даже не на общественные отношения

собственности, а на вещи. Он покушается не на политические отношения

вообще, а совершает, к примеру, террористический акт против конкретного

государственного или общественного деятеля. Он дестабилизирует не

гражданский оборот как таковой, а не выполняет договорные условия купли-

продажи товаров. Число подобных иллюстраций можно было бы многократно

умножить. Но и сказанного достаточно, чтобы понять, почему законодатель,

стремясь воспроизвести объективные юридические свойства правонарушений,

многие их составы построил таким образом, что в качестве объекта в них

указываются не общественные отношения, а либо их элементы (например,

субъекты политической деятельности), либо то, по поводу чего они,

общественные отношения, складываются (например, Частное имущество).

Действительная сложность объекта правонарушения обусловливает и

трудности его воспроизводства в теории. Например, науке уголовного права

пришлось ввести в свою теорию понятия общего, родового и непосредственного

объектов преступления. Под общим объектом преступления понимается вся

совокупность общественных отношений как таковых. Под родовым (его иногда

называют также групповым) объектом преступления понимается отдельный класс

однородных отношений (например, политические, хозяйственные и т.д.).

Наконец, под непосредственным объектом чаще всего разумеют отдельные

общественные отношения, на которые покушается преступник. Для обозначения

же того, на что непосредственно посягает правонарушитель, теория пользуется

понятием предмета преступления. Под ним понимаются те материальные

предпосылки или элементы общественного отношения, которые становятся

предметом прямого преступного посягательства (например, вещи, люди и т.д.).

Различение общего, родового и непосредственного объектов

методологически оправдывается тем, что, по существу, оно представляет собой

частный случай вскрытого гегелевской философией противоречия между общим,

особенным и единичным. Имеет оно под собой и чисто эмпирические основания.

Скажем, вор, укравший в магазине какую-либо вещь, посягнул, во-первых, на

саму эту вещь (предмет посягательства), во-вторых, — на отношения владения,

собственности, ибо украденная вещь находилась в обладании магазина

(непосредственный объект преступления), в-третьих, на отношения

собственности, поскольку лишил магазин возможности владеть, пользоваться и

распоряжаться своим имуществом (родовой объект), и, наконец, в-четвертых,

на сами принципы обмена, выражающие глубинную сущность современного

общественного строя (общий объект преступления).

Однако такой подход все еще продолжает оставаться слишком абстрактным,

чтобы прийти к решению ряда важных, но более конкретных проблем. Так, если

и в самом деле "объект правонарушения есть тот необходимый признак его

состава, который в значительной мере определяет природу данного

преступления и степень его общественной опасности", то изучение именно

этого элемента состава должно привести к познанию и механизма

посягательства на общественное отношение, и способов его правовой защиты, и

социальных условий эффективности юридической нормы. Отправляясь же от

абстрактного понятия "объект правонарушения", хотя бы и подразделенного на

общий, родовой и непосредственный, мы не получим ответа на все эти вопросы.

Между тем путь дальнейшего развития науки большинство специалистов в

области права видит в углубленном изучении именно объекта правонарушения.

Причина такого положения современной юридической теории коренится

вовсе не в недостатке внимания к общественным отношениям как объекту

правонарушения. Дело, на наш взгляд, заключается в том, что

исследовательская мысль все еще не вышла за пределы собственно правовой

сферы и наше знание этой области не стало результатом комплексного изучения

предмета средствами не только юриспруденции, но и других наук.

Среди них в первую очередь должна быть названа социология, ибо изучение

общественного отношения — ее непосредственная задача.

На первый взгляд, развиваемая здесь точка зрения на объект

правонарушения как общественное отношение не в состоянии использоваться в

правоведении. Оставаясь, например, на позициях традиционной теории права,

против нее как будто бы можно основательно возразить: коль скоро

общественное отношение не есть отношение между вещами, более того, коль

скоро оно имеет безличностную природу, посягательство на имущество (вещи)

или даже на отдельного человека общественных отношений никак не

затрагивает. Любое общественное отношение как нечто "нематериальное" в

принципе не зависит от грубого материалиста-правонарушителя, который всегда

имеет дело с конкретными вещами и людьми и в огромном большинстве случаев

даже не подозревает о том, что его могут обвинить в посягательстве на эти

неуловимые, неосязаемые "общественные отношения". Даже террорист, убивший

политического деятеля, ничего не меняет в существе системы политических

отношений, ибо на месте убитого тотчас оказывается другой. Обществу

безразлично, кто персонально займет позицию предпринимателя или наемного

рабочего, кто станет депутатом парламента, мэром города, боссом партийной

группировки и т.д., лишь бы принявший на себя социальную роль исправно

защищал интересы социального целого.

Приведенные возражения выдвигают вопрос: коль скоро даже удачливый вор

и террорист как крайние случаи не могут изменить природу общественного

отношения, то правилен ли вообще тезис, что оно — объект правонарушения, а

стало быть, и объект закрепления, регулирования и охраны? Более того, не

опровергают ли указанные факты правомерности самого социологического

подхода, ибо для него общественное отношение — отправной пункт всех

дальнейших теоретических построений?

Человек — непременный участник, субъект всех социальных процессов. И

никто не оспаривает, что в конечном счете люди, население — необходимая

предпосылка общественных связей. И коль скоро юридические нормы — не

продукт научной мысли и законодатель скорее практик, чем теоретик, в

социальной действительности оказывается, что право закрепляет и охраняет

прежде всего то, что имеет практическое значение — эмпирические предпосылки

существования общественных отношений. К их числу относятся люди, среда их

обитания (экология), общие условия их существования[6].

Второй элемент состава правонарушения образует его объективная

сторона. Она охватывает деяние, т.е. отдельный поведенческий акт,

находящийся под контролем сознания и воли субъекта, причиненный им вред,

который делает это деяние общественно опасным, и причинную связь между

деянием и наступившим социальным ущербом.

Ясно, что мускульное движение человека не есть деяние в том смысле, в

каком о нем идет речь в юриспруденции. Оно может, в частности, сложиться из

нескольких движений. Одно деяние, образующее состав правонарушения, иногда

складывается из движений и деяний многих субъектов. Определеннее всего

значение того или иного понимания деяния проявляется в практике применения

уголовно-правовых норм: преступления как самый опасный вид правонарушений

издавна привлекали наибольшее внимание теоретиков права. С этой проблемой,

в частности, связана трактовка простого, длящегося, продолжаемого и

сложного преступлений, проблема их реальной и идеальной совокупности,

вопрос о соучастии и т.д.

Различия в стадиях развития действия, в степени его интенсивности как

критерия его общественной опасности обусловливали возникновение таких

уголовно-правовых институтов, как приготовление к преступлению и покушение

на него. Естественно, что в преобладающем большинстве случаев общественная

опасность приготовления и покушения меньше, чем общественная опасность

оконченного правонарушения.

То обстоятельство, что субъект правонарушения, по определению, —

изолированное лицо, как правило, влечет за собой повышение ответственности

за общественно опасное деяние, совершенное совместно двумя или более

лицами. При этом большую общественную опасность представляют собой

устойчивые объединения (например, банда). Однако и здесь речь идет не о

том, что коллектив становится субъектом правонарушения (субъектом

уголовного преступления может быть только физическое лицо), а лишь о

повышенной общественной опасности коллективной противоправной деятельности.

Применительно к уголовному праву социологическое и юридическое

значение института соучастия заключается и в том, чтобы обосновать

ответственность лиц, которые непосредственно не совершали преступления, но

вместе с тем своими действиями умышленно способствовали совершению

преступления иным лицом или иными лицами. Для определения степени

прикосновенности к преступлению и соучастия в нем служит различная степень

интенсивности действия каждого из соучастников как мера его индивидуальной

общественной опасности (исполнитель, организатор, подстрекатель, пособник —

виды соучастия; заранее не обещанное укрывательство и недонесение о

достоверно известном готовящемся или совершенном преступлении — виды

прикосновенности, устанавливаемые уголовным правом).

Наконец, само собой разумеется, что оконченным правонарушение будет

тогда, когда его объекту — общественным отношениям — причинен какой-либо

вред. Действия, не посягавшие на общественные отношения, с теоретической

точки зрения правонарушениями не являются.

Объективная сторона — это то, в чем правонарушение получает свое

внешнее выражение. Именно по объективной стороне судят и о его авторе. Как

отмечал Гегель, "ряд поступков субъекта, это и есть он сам"[7].

Третий элемент состава правонарушения — его субъект. Его социальная и

правовая природа раскрыта нами ранее, когда давалась характеристика

Страницы: 1, 2, 3, 4