Таким
образом, уже в этом древнейшем сообщении объединяются воедино два события,
последовавшие вскоре после нападения русского войска на Константинополь:
договор о «мире и любви» и крещение Руси. Очевидна и хронология этих событий – они
произошли до 867 г., в период патриаршества Фотия.
Условие о
христианизации Руси, видимо, не было единственным конкретным условием
русско-византийского договора. Одним из важнейших условий договоров «мира и
любви», заключаемых Византией с «варварскими» государствами, была выплата им
ежегодной дани. Такую дань греки платили гуннам, болгарам, аварам, хазарам, и
всякий раз неуплата дани вызывала очередной военный конфликт между «варварами»
и империей. Хотя мы не располагаем прямыми свидетельствами включения статьи о
дани в русско-византийский договор 60-х годов IX в., но косвенно следы
этого условия можно усмотреть в сообщении Константина Багрянородного о том, что
Василий I Македонянин склонил руссов к переговорам «щедрыми подарками» – золотом,
серебром и шелковыми тканями. Разумеется, речь могла идти и об обычном подкупе
иностранного посольства, с тем чтобы добиться для империи наиболее выгодных
условий мира, и о посольских дарах, которые в византийской да и в мировой
практике было принято преподносить зарубежным посольствам дружественных
государств. Но это могла быть и дань, которую греки выплатили руссам за
обещание сохранять мир. Как показал в своем исследовании Д.В. Айналов,
золото, серебро, шелковые ткани неизменно входили в состав дани, уплачиваемой
Византией «варварам» за мир и союзную помощь.
Следы двух
других условий, как верно заметили А.В. Лонгинов, А.А. Васильев, А. Боак
и другие историки, прослеживаются в позднейших договорах Руси с греками. Одно
из них – договоренность о союзных действиях Руси и Византии
Вполне
вероятно, что в договоре 60-х годов IX в. нашли отражение условия о местопребывании русских купцов
у монастыря св. Маманта и некоторые другие условия, повторенные впоследствии в
договоре Олега с греками в 907 г. На основании сведений Ибн-Хордадбе о
взимании с русских купцов десятины и «Повести временных лет» о существовании
старинной русско-византийской торговли (имеется в виду сюжет легенды об
убийстве Олегом Аскольда и Дира, когда Олег и его дружинники прикинулись
русскими гостями, идущими в Царьград) некоторые историки считали, что договор
60-х годов IX в. восстановил нарушенную нападением 860 г.
русско-византийскую торговлю и регламентировал ее.
Итак, в
результате напряженных переговоров состоялось заключение русско-византийского
договора, который являлся договором «мира и любви» между двумя странами и
открывал новую страницу в отношениях между ними. Локальные перемирия с
византийскими властями в первой половине IX в., затем посольство
рекогносцировочного характера 838–839 гг., перемирие под стенами
Константинополя и, наконец, первый межгосударственный устный договор – таковы
этапы развития дипломатических отношений Руси и Византии в IX в.
Однако
совсем иное значение имели они для древнерусского государства. Если заключение
договора «мира и любви» с империей, включавшего соглашение о крещении Руси, а точнее
сказать, о готовности допустить на русскую территорию православную миссию,
имело для Руси огромное политическое значение, небывало подняло престиж
древнерусского государства и означало своеобразное «дипломатическое признание»
древней Руси, то конкретные условия договора могли являть собой уже первые
реальные плоды этого признания. Русь все более четко формулировала свои
внешнеполитические и экономические интересы в отношении империи, вступала на
тернистый путь тогдашней причерноморской политики. Поэтому вряд ли можно
согласиться с оценкой событий Д. Оболенским, который, согласно своей
концепции «византийского сообщества наций», посчитал, что в результате этого
мирного договора Русь вошла в круг византийского сообщества.
Русско-византийский договор 907 г.
К началу X в. взаимоотношения Киевской Руси с
Византией представляли собой урегулированное состояние «мира и любви»,
установившееся после нападения руссов на Константинополь в 860 г. и заключения
первого межгосударственного русско-византийского договора 60-х годов IX в. Этот договор
являлся общеполитическим соглашением, которое прекращало состояние войны между
двумя государствами, декларировало между ними «мир и любовь», что во многих
других аналогичных случаях имело в виду уплату Византией ежегодной дани
недавнему противнику, регулярный допуск в империю посольств и купечества, т.е.
предоставление обычных привилегий руссам.
Не отрицая
торговых противоречий в качестве одной из возможных причин военного конфликта
между Византией и Русью в начале X в. все же следует сказать, что, видимо, не они
предопределили новое нападение Руси на Константинополь. Скорее всего, причина
заключалась в отказе Византии соблюдать наиболее обременительное для нее
условие договора 60-х годов IX в. – платить дань. Рухнула сама основа политического
договора о «мире и дружбе», и поход Олега мог явиться санкцией в ответ на
нарушение греками этого кардинального условия прежнего договора. У нас нет
сведений о нарушении греками своих обязательств в отношении уплаты дани Киеву.
Но если допустить, что такие обязательства существовали, то греки вполне могли
их нарушить, воспользовавшись междоусобицей на Руси, падением старой княжеской
династии в Киеве, появлением на киевском престоле нового правителя, затяжными
войнами Олега с окрестными племенами и хазарами. И не случайно вопрос о дани
как основе общеполитического договора возник с первых же шагов
византино-русских переговоров под стенами Константинополя в 907 г. по образу и
подобию других византино-иностранных соглашений.
Готовясь к
походу против Византии, Олег не только собирал под свою руку все наличные силы
восточнославянских племен, подчиненных Киеву, но и привлек тех из них, которые
еще не вошли в состав Киевского государств: древляне, радимичи, северяне, варяги
словене, хорваты, тиверцы
Согласно «Повести
временных лет», переговоры руссов с греками начались с того, что последние
выслали к Олегу своих парламентеров и те заявили: «Не погубляй града, имемъ ся
по дань, яко же хощеши» '. Олег остановил своих воинов.
Олег
потребовал выплатить ему «дань» по 12 гривен на человека на 2 тыс. кораблей, «а
в корабли по 40 мужь». Греки, как сказано в летописи, согласи лись на это и
просили начать мирные переговоры: «И яшася греци по се, и почаша греци мира
просити, дабы не воевал Грецкые земли».
Так закончился
начальный этап переговоров между греками и руссами. Первые обещали
удовлетворить требования Олега о выплате дани.
Выплата
Византией ежегодной дани Руси имеет прочную и древнюю историческую аналогию. Да
и сам этот факт стал традицией в византино-русских отношениях. В 944 г., во
время второго похода Игоря против Византии, послы греков пытались остановить
русское войско на Дунае и избавить Константинополь от новых военных испытаний.
Они передали русскому князю слова императора Романа I Лакапина: «Не ходи, но возьми дань, юже
ималъ Олег, придамь и еще к той дани». Святослав, по свидетельству «Повести
временных лет», также получал дань до начала своего похода на Византию: «Седе
княжа ту въ Переяславци, емля дань на грьцех». Во время переговоров летом 970
г. со Святославом греки заявили русскому князю: «Возми дань на насъ, и на
дружину свою». И здесь мы вновь видим раздельное понимание летописцем дани и
единовременной контрибуции. В этом же направлении ведет нас летописная речь
Святослава к дружине, произнесенная им в трудный для русских час в осажденном
Доростоле. Святослав уговаривал дружину заключить мир с Цимисхием и взять с
греков дань: «Аще ли почнеть не управляти дани, да изнова из Руси, сов-купивши
вой множайша, поидемъ Царюгороду». В данном случае нас интересует не столько
достоверность самого факта Святославовой речи (мы вполне допускаем, что русский
князь мог этого и не говорить), сколько логика умозаключений летописца,
привыкшего к тому, что Византия в течение долгих лет платила дань Руси и ее неуплата
могла послужить причиной новой русско-византийской войны. Пункт договора Олега
об «укладах», взятых на русские города, как раз и говорит об этой регулярной
дани.
Таким
образом, по договору 907 г. древнерусское государство установило с Византией отношения,
которые уже стали нормой для окружавших империю государств. Разрыв этих
отношений приводил к межгосударственным осложнениям и к войне.
Закономерным
развитием этих переговоров и положения договора 907 г. об обязательстве империи
выплачивать «уклады» Руси явилось согласие Византии возобновить выплату дани,
положенной Руси, при Игоре, в 944 г. Последующие переговоры о выплате
греками дани Игорю, Святославу неизменно возвращают нас к переговорам,
помеченным 907 г., и к самому условию договора 907 г. о дани. Вот неизбежный
вывод, вытекающий из анализа источников.
Итак, в
ходе переговоров 907 г. выделяются три условия договора: восстановление «мира и
дружбы» между Русью и Византией, выплата Византией единовременной контрибуции в
виде денег, золотых вещей, тканей и т.п., а также периодической дани Руси. Но
это далеко не все. В разделе, который идет после слов: «И заповеда Олег…»,
говорится и об иных условиях русско-византийского договора, выраженных в
требованиях русской стороны. После требования выплаты контрибуции и «укладов»
следует фраза: «Да прихо-дячи Русь слюбное емлют, елико хотячи».
Следующий
сюжет договора касается торговых отношений Руси и Византии, а точнее, статуса
русских купцов в империи: «А иже придутъ гости да емлют месячину на 6 месяць,
хлебъ, вино, мясо, и рыбы, и овощь», а далее говорится о предоставлении руссам
возможности пользоваться баней, снаряжением на обратную дорогу. В этом условии
отражены, несомненно, требования русского купечества о предоставлении ему в
Византии определенного статуса. Месячина – это месячное содержание русских
гостей, состоявшее, как указано в тексте, из хлеба, вина, мяса, рыбы, овощей
При анализе
условий договора 907 г., как они изложены русской и греческой сторонами, нельзя
не обратить внимание на то, что «русские» пункты договора в основном содержат
требования общеполитического порядка: о мире, контрибуции, дани, посольском и
торговом статусе для русских в Византии. «Греческие» же условия касаются
главным образом порядка пребывания русских купцов на территории империи,
который ставил их под контроль императорской администрации. Оговоренными
условиями греки как бы вводят русскую торговую стихию в Византии в русло
строгой законности, традиционных устоев, и дело здесь не только в том, что
греческие власти боялись конфликтов, которые могли вызвать руссы в империи.
Историческое значение договора 907 г.
Прежде
всего несколько замечаний по поводу того, что из договора 911 г. были изъяты
все те фрагменты, которые отразились в договоре 907 г. и которых нет в договоре
911г. Этот главный аргумент некоторых историков в пользу недостоверности договора
907 г., на наш взгляд, несостоятелен.
Договор 911
г. отразил центральную идею «мира и дружбы», которая лежит в основе и договора
907 г. В 907 г. «по-чаша греци мира просити, дабы не воевал (Олег. – А.С.)
Грецкые земли». «Миръ сотвориста», «утвердиша миръ», – говорится и в
заключении текста о ходе переговоров в 907 г. В 911 г. эта идея была повторена:
«удержание» и «извещение» бывшей «любви» декларируются в преамбуле договора 911
г. «Суть, яко понеже мы ся имали о божьи вере и о любви, главы таковыа», –
читаем в тексте, идущим за преамбулой. Это означает, что весь последующий текст
договора 911 г. его авторы рассматривают сквозь призму «мира и любви».
В договоре
911 г. нашла отражение и другая кардинальная идея договора 907 г. – о
регламентации поведения руссов в Византии. В договоре 907 г. говорится о том,
что руссы не должны творить «пакости в селех». Договор 911 г. эту идею
развивает и конкретизирует в разделе «Аже ся ключит проказа, урядимъ ся сице», т.е.
если случится какое-либо злодеяние, то стороны договорятся по этому поводу
следующим образом, а далее идет серия конкретных статей относительно возможных «проказ».
В договоре 907 г. эта идея носит общеполитический характер, а в договоре 911 г.
она получает конкретное развитие, хотя исходная точка и в том и в другом случае
одинакова.
Об общности
двух договоров говорит и заключительная часть договора 911 г. Здесь трижды
проводится узловая идея «мира и любви», лежавшая в основе договоров как 907 г.,
так и 911 г. Об этом свидетельствуют и слова об утверждении «бывшего мира»,
и клятва не преступить «устав-леных главъ мира и любви» и утвердить «бывающаго
мира». Конечно, можно предположить, что во всех этих случаях договор 911 г. лишь
содержал те прокламации «мира и любви», которые в дальнейшем летописец вынес «за
скобки» и на основании которых создал свою версию договора 907 г. Однако
версия «мира и любви» в договоре 907 г. имеет свою закономерность: она тесно
связана с решением других общегосударственных вопросов – с обязанностью
Византии выплачивать дань руссам, с вопросом о посольских и купеческих обменах.
В договоре же 911 г. эта идея связана с конкретными статьями.
Не
выдерживает критики и точка зрения, что судьбу договора 907 г. определил поход
911 г. Судьбу договора 907 г. определил в действительности поход ему
предшествовавший. Договор 907 г. политически вырос из событий, разыгравшихся
под стенами Константинополя. Он – детище успехов русского оружия. О походе же
911 г. в источниках вообще нет никаких сведений.
Не можем мы
согласиться с теми, кто определял договор 907 г. как прелиминарный мир.
Во-первых, ему самому предшествовала предварительная договоренность под стенами
Константинополя о прекращении военных действий и отходе русской рати от города,
что указывает на его вполне самостоятельный характер. Во-вторых, и это главное,
содержание договора 907 г. говорит отнюдь не о прелиминарном соглашении, а о
развернутом, самостоятельном, законченном политическом документе.
Трудно квалифицировать
договор и лишь как торговое соглашение. Конечно, и договор 907 г., и
последующие соглашения Руси с греками содержали статьи, регулировавшие торговые
отношения двух стран. Но сами эти статьи не имели чисто торгового характера, и
договор 907 г. ясно это показывает.
Очевидно,
что после событий 907–911 гг. Русь вошла в союзные отношения с Византией,
которые продолжались вплоть до конфликта между этими государствами где-то в
середине 30-х годов X в.
Русско-византийский договор 911 г.
Впервые
идея общегосударственного, общерусского представительства дипломатической
миссии была сформулирована в 911 г.
Летописец
отметил, что Олег послал своих послов в Константинополь «построити мира и
положити ряд» между Русью и Византией. В этих словах четко определен характер
соглашения 911 г.: с одной стороны, это «мир», а с другой – «ряд». Понятия эти
для летописца не равнозначные. Судя по тексту договора, под «миром»
подразумевается именно общеполитическая его часть. И это не просто «стилистика»,
«нравственная сентенция», формальный протокол, как об этом писали Д.М. Мейчик
и А.В. Лонгинов', а отражение существующих исторических реалий, которые
действительно отложились в стереотипные протокольные фразы, взятые уже давно на
вооружение государственно-дипломатическими службами многих стран раннего
средневековья.
Договор 911
г. говорит об «удержании» и «извещении» «бывшей любви» между двумя
государствами. Первая статья договора, идущая после протокольной части,
непосредственно посвящена этому общеполитическому сюжету: «Суть, яко понеже мы
ся имали о божьи вере и о любви, главы таковыа: по первому убо слову да
умиримся с вами, грекы, да любим друг друга от всеа души и изволениа…», а далее
идет текст, который говорит, что обе стороны клянутся «на сохранение прочих и
всегда лет», «непреложну всегда и во вся лета» соблюдать «любовь непревратну и
непостыжну». Данное политическое обязательство сформулировано именно в виде
отдельных глав, одна из которых говорит об обещании Руси хранить этот мир, а
другая отражает то же обязательство со стороны греков: «Тако же и вы, грекы, да
храните тако же любовь ко княземъ нашим светлым рускым…»
Договор 911
г. вновь возвращается к той же идее, что выражена в протоколе и первых статьях
соглашения, – к идее мира между двумя государствами: «бывший миръ сотворихом…»,
«кля-хомся… не преступити… уставленых главъ мира и любви», «таковое написание
дахом… на утвержение и на извещение межи вами бывающаго мира» 3. Здесь понятие «мира и любви»,
сформулированное уже в обобщенном виде, относится ко всему договору, ко всем «уставленным»
в нем статьям независимо от того, являются ли они непосредственно связанными с
вопросом об «удержании» мира или посвящены более частным вопросам.
Закономерно
возникает вопрос: для чего и Руси, и Византии потребовалось через четыре года
вновь возвращаться к этой общеполитической идее, выраженной еще в договоре 907
г.?
Ответ на
него содержится в самом договоре 911 г. Там нигде не говорится, что «любовь
и мир» заключаются между государствами заново, – после мира 907 г. это было бы
бессмысленным. В договоре лишь отмечается, что послы направлены «на удержание и
на извещение» «мира и любви», т.е. на закрепление уже достигнутого. Вспомним,
что после военных конфликтов 941 и 970–971 гг. «мир и любовь» заключались
заново и рассматривались как возврат к «ветхому», «первому» миру, под которым
мы, как отмечалось выше, понимаем договор 907 г.
Первая
статья говорит о способах рассмотрения различных злодеяний и мерах наказания за
них; вторая – об ответственности за убийство, и в частности об имущественной
ответственности; третья – об ответственности за умышленные побои; четвертая – об
ответственности за воровство и о соответствующих за это наказаниях; пятая – об
ответственности за грабеж; шестая – о порядке помощи купцам обеих стран во
время их плавания с товарами, помощи потерпевшим кораблекрушение; седьмая – о
порядке выкупа пленных – русских и греков; восьмая – о союзной помощи грекам со
стороны Руси и о порядке службы руссов в императорской армии; девятая – о
практике выкупа любых других пленников; десятая – о порядке возвращения
бежавшей или похищенной челяди; одиннадцатая – о практике наследования
имущества умерших в Византии руссов; двенадцатая – о порядке русской торговли в
Византии (статья утеряна); тринадцатая – об ответственности за взятый долг и о
наказаниях за неуплату долга.
Таким
образом, широкий круг проблем, регулирующих взаимоотношения между двумя
государствами и их подданными в наиболее для них жизненных и ставших
традиционными сферах, охвачен и регулируется этими тринадцатью конкретными
статьями, которые и составляют содержание слова «ряд».
Русско-византийский
договор 911 г. не являлся ни дополнением соглашения 907 г., ни формальным
писаным актом по сравнению с прежним устным соглашением, ни «новым» миром по
отношению к миру 907 г. Это был совершенно самостоятельный
межгосударственный равноправный «мир-ряд», не только включавший основные
положения «мира и любви», провозглашенные в 907 г., но и дополнивший их
конкретными статьями «ряда».
Русско-византийский договор 944 г.
К началу 40-х
годов X в., когда отношения между Византией и Русью резко
обострились, международное положение империи значительно стабилизировалось.
Болгария была истощена длительными и разорительными войнами. Новое болгарское
правительство царя Петра заключило с Византией мир. Провизантийские настроения
все определеннее брали верх в болгарском руководстве. Еще недавно крепкое,
стиснутое властной рукой Симеона, ныне оно шло к расколу. Начавшаяся феодальная
раздробленность страны вела к распадению Болгарии на ряд самостоятельно
управляющихся феодальных территорий.