рефераты бесплатно

МЕНЮ


Курсовая работа: Освещение событий Смутного времени в русской литературе

История Лжедимитрия I рассказывается народной песней по той же схеме, какая была пущена в ход правительственными грамотами. Песня о Самозванце сохранилась в варианте XVII в. В бумагах К. Ф. Калайдовича был найден текст этой песни, написанный «на листе старой бумаги, без разделения стихов, почерком и правописанием XVII в.; поправлена и дополнена [былина] другою позднейшею рукою и другими чернилами; но эта последняя рука и этими позднейшими чернилами надписала: «въ 196 м году въ 7 и тысяче», то-есть 1688 года. Следовательно, первая, непоправленная, рукопись старше 1688 года и, по всем признакам, современна, по крайности, близка периоду Самозванцев» [3] Этот текст близок к сборнику Кирши Данилова, и в основном к той же редакции относятся и лучшие записи нового времени.

Песня решительно называет Самозванца «вором», «ростригой», который «прелстил» «короля в Литве», «землю полскую» и «царство Московское». «Вор-собака», по песне, нарушает все старые русские обычаи: он берет жену «в проклятой Литве», свадьбу устраивает накануне пятницы, во время заутрени «в баню пошол»; в постный день «скоромную еству сам кушает, а посну еству роздачей дает», «местные иконы под себя стелет, а чюдны кресты под пяты кладет». Песня описывает, как бояре и думные дьяки идут к инокине Марфе, матери убитого царевича, и просят ее ответить: «прямой ли царь на царстве сидит». Здесь, видимо, пропуск, и Марфа, вопреки действительности, сразу отрекается от Самозванца, но вспоминает, что он угрозой «велит называти своим сыном». Тогда к Самозванцу посылают Петра Басманова, и тот напоминает Лжедимитрию:

Помнишь ли, Гришка, спомятуешь ли,

вместе мы грамоте с тобой училися,

во том монастыре во Чюдове?

Ты был, Гришка, черным дьяконом,

а я был на крылосе псаломщиком.

Здесь песня использовала былинный мотив, встречающийся, например, в былине о Ставре Годиновиче в сцене, когда он не узнает свою жену, переодетую в мужское платье:

А помнишь ли, Ставер да сын Годинович,

Как мы с тобою в грамоте учились ли...

Конец песни может быть вызван распространявшимся слухом, будто Самозванец «сам повинился», т. е. признался в обмане.

Во всех вариантах песни о Самозванце проводится мысль, что в воцарении Отрепьева сказалось проявление божьего гнева: этим настроением народная песня сближается с литературными сказаниями на ту же тему. Самозванец всегда «царь нечестивый», женившийся на некрещеной, попиравший веру, надругавшийся над обычаями. В отдельных вариантах с течением времени стали встречаться фантастические подробности: Гришка перед воцарением сидит 30 лет в тюрьме, где он «заростил» на груди алмазный крест, чтобы походить на Димитрия царевича; он изображается неудачным волшебником, который хотел соорудить себе «крыльица дьявольски», чтобы улететь; Марина улетает из дворца «сорокой» и т. д.

О царе Василии Шуйском сохранилось две мало содержательных песни. В одной вспоминается свержение Шуйского:

Что царя нашего Василья злы бояре погубили,

злы собаки погубили, во Сибирь его послали.

А уж сделали царем какова басурмана,

что Петрушку самозванца, злого боярина.

Интерес этой песни — в резко отрицательном отношении к боярам, которым приписана и поддержка нового Самозванца. Отдаленное воспоминание о том, что Шуйский был отправлен в Польшу, вызвало в песне появление Сибири, как привычного места ссылки.

Вторая песня еще бледнее исторически: приходит весть, что «переставился во полуночи Василий царь». На вопрос — «кому царем у нас быть», «добрый молодец» сообщает:

Уж бояре воеводы нам выбрали царя,

из славнаго богатого роду Романова,

Михаила сына Федоровича.

Следует, впрочем, отметить, что обе песни неизвестны в повторных вариантах.

Сохранилось много вариантов песни о воеводе Михаиле Васильевиче Скопине-Шуйском, внезапно умершем в мае 1610 г. Древнейший вариант народной песни об этом событии вошел в состав книжной повести «Писание о преставлении» (стр. 43). По обилию фактических данных наиболее сохранным, видимо, является вариант, вошедший в сборник Кирши Данилова.

Песня начинается в этом варианте хронологическим указанием: «Как бы во сто дватцать седмом году, в седмом году восмои тысячи, А и деялось, учинилося». 7127 год, т. е. 1619, в данном случае, может быть, указывает на время сложения этого вида песни. Развертывается картина тяжелого положения Московского царства, которое «Литва облегла со все четыре стороны», а с ней «сорочина долгополая», «черкасы петигорские», «калмыки с татарами», «со башкирцами», «чукши со люторами». Царь отправляет Скопина в Новгород (факт исторический), откуда тот посылает «ярлыки скоропищеты» «ко свицкому королю Карлосу» о помощи. Письмо везет любимый шурин Скопина — Митрофан Фунтосов. Здесь песня смешивает две исторические личности: для переговоров со шведами, действительно, поехал шурин Скопина, Семен Головин. «Фунтосов» же — народное прозвище Иакова Понтуса Делагарди, пришедшего с отрядом в 12 тысяч на помощь русским.

В песне, согласно обычной народно-песенной амплификации, Карлус дает рати «сорок тысячеи». У Скопина от радости «крылья отросли» — «думушки прибыло». Войско выступило после заутрени, враги были разбиты, и на пиру после боя Скопину «велику славу» пели. Здесь песня изображает события верно: Скопин с шведской помощью разбил тушинцев, приобрел славу народного героя, даже царь В. Шуйский будто бы умиленно плакал по случаю победы, временно поддержавшей его власть. Но радостным слезам Шуйского и его родни не верили, так как знали, что популярности Скопина в народных массах придворная среда боялась.

Песня переходит к изображению крестильного пира у Воротынского, на котором внезапно заболел Скопин. В былинной манере передается, как на пиру все расхвастались, похвалился и Скопин:

Могу, князь, похвалитися,

что очистил царство Московское

и велико государство Росиское,

еще ли мне славу поют до веку...

Завистливые бояре «поддернули зелья лютова, подсыпали в стокан, в меды сладкия». «Кума крестовая» «Малютина дочь Скурлатова» поднесла стакан Скопину. Народная молва именно ей, жене Димитрия Шуйского, приписывала отравление князя. Подробнее, чем в варианте, вошедшем в книжную повесть, описывается отъезд заболевшего Скопина к матери.

Князь сам обвиняет куму в преступлении: «съела ты меня, змея подколодная».

Поздние варианты этой песни-старины подвергают текст переработке в стиле общеэпической традиции: детали затушевываются, имена забываются, в рассказ включаются лица из другой эпохи — царь Грозный, его «любимый шурин Никита Романович», Владимир князь с княгиней Апраксией и т. д. Материнское запрещение Скопину ехать на пир передано соответствующими формулами былин о Добрыне, Дюке Степановиче.

Позднейшие события «Смуты» отражены немногочисленными вариантами песен о Прокопии Ляпунове, Минине и Пожарском.

Рассказ об убийстве Прокопия Ляпунова в песне предстает в упрощенном виде: забыта действительная причина убийства — недовольство казаков земским приговором 30 июня 1611 г., не выполнившим обещаний, данных казачеству в призывных грамотах Ляпунова, — и убийство его приписано Сигизмунду (Гужмунду), разгневанному призывами Ляпунова «свободить город Москву, защищать веру Христа». «Изменники бояре», по приказу Гужмунда, убили «воеводушку». В этой трактовке характерно последовательное обвинение во всех несчастьях, постигавших Русь во время «Смуты», «злых изменников» — бояр.

В Калужской губернии записан единственный вариант песни о Нижегородском ополчении Минина и Пожарского. «Богатый мещанин Кузьма Сухорукий сын» обращается к купцам с увещанием все продать, купить «вострые копья, булатные ножи», выбрать воеводу и идти спасать «родну землю», «матушку Москву», занятую «злыми поляками». Кузьма обещает взять в полон и «самого то Сузмунда короля». Выбрали «удалова молодца воеводушку, из славного княжеского роду — князя Димитрия по прозванию Пожарскаго». Под Москвой воевода ободрил «храбрых солдатушек», Кремль был взят, поляки изрублены, «самого то Сузмунда в полон взяли». Последняя подробность продиктована логикой песни: король в ней обычно должен возглавлять войско. «Воеводы московские» предлагают «царем быть» князю Пожарскому, но он указывает на Михаила «из богатого дому Романова». Никаких подробностей о самом избрании нового царя песенная традиция не сохранила.

Уже в рассмотренных песнях ясна народная оценка многих событий и особенно участников их. Ненависть к боярам выражена в них так же отчетливо, как и к «поганой Литве», «проклятой польской стороне». «Злы изменники» - бояре постоянно действуют в песне (как и в действительности это часто было) заодно с «нечестивым Гужмундом» (Сигизмундом): «многи русские бояре нечестивцу отдались». «Злы бояре», «злы собаки» обвиняются во всем: их «злодейские руки убили царевича Димитрия, они свергли Шуйского, «буйна голова» боярин Годунов «народ надул». Все, кто восставал против «Гужмунда» и бояр, — народные герои.

Но были, конечно, и особые песни и рассказы, слагавшиеся в лагере восставшего народа — крестьянства и казачества. Этот вид народного творчества подвергся наиболее жестокой цензуре правительства, и потому трудно было бы рассчитывать на сохранение подобных фольклорных произведений в их первоначальной форме. О том, что песни против московских воевод сочиняли в лагере восставших, вспоминает Исаак Масса в «Сказаниях о Смутном времени в России». Следы антиправительственного настроения можно найти в отдельных, бытующих по преимуществу среди казачества, песнях и былинах, и, может быть, в песне о попе Емеле.

В редком варианте песни о Лжедимитрии II этот «вор-собачушка» грозит:

Я самих же то бояр во полон возьму,

а с самою царицею обвенчаюся.

«Красна девица душа Маринушка» «царюет» и «королюет», по одной казачьей песне, в какой-то желанной «земелюшке», где нет «ни царя, ни короля».

С некоторым основанием к «Смутному времени» прикрепляется песня о попе Емеле, который «благословляет, крестом ограждает» «воров» с «атаманами»:

Поезжайте, дети, во чужия клети,

а что ни добудете, попа не забудете.

Предполагают, что прототипом этого Емели был поп Еремей Покровский из села Кудинова под Москвой, о котором существует предание, что в годы «Смуты» он «предводительствовал против поляков и крамольников». Со временем, под влиянием свойственного фольклору насмешливого отношения к духовенству, этот поп-партизан превратился в разбойника. Об этом Еремее знал Загоскин, в романе «Юрий Милославский» назвавший попа «начальником русских гверилласов», стоявшим во главе небольших отрядов, которые действовали отдельно от регулярных войск и грабили иногда попутно и своих. В песне поп Емеля оказался представителем той демократической части духовенства, которая обычно примыкала к недовольным правительством тяглым классам.

Отголоски «Смутного времени» вошли и в старые былины. Только влиянием эпохи можно объяснить, например, неожиданную подробность в старине о Сауле Леванидовиче, где появляются «угличане», вступающие в спор с «царем» из-за «малолетнего царевича», за что их постигает жестокая кара. В. Миллер[4] показал, что здесь приходится видеть отражение убийства малолетнего Димитрия в Угличе, в результате чего последовал разгром города.

Изменение традиционного содержания старин выразилось во введении новых персонажей и в изменении характера прежних. В число героев древнего эпоса входят лица новой эпохи, прежние богатыри выступают в необычных для них ролях. Князь Михаил Скопин-Шуйский становится в ряды киевских богатырей. Марина Мнишек является как роковая соблазнительница Добрыни, улетает из Киева «сорокой», согласно молве, приписывавшей это оборотничество жене Самозванца. «Сокольник» — противник Ильи Муромца, оказывается его сыном, прижитым от той же «Маринки».

По вероятному предположению В. Ф. Миллера (указ. статья), настроения восставшего в «Смуту» против правительства крестьянства и казачества отразились на трактовке былинного Ильи Муромца, особенно заметной в вариантах, бытующих в казацкой среде. Вероятно, с этого именно времени крестьянский сын Илья Муромец становится донским казаком, иногда даже атаманом, резко враждебным князю и его богатырям. Он получает неожиданный для него эпитет «шиша» — вора, разбойника, гуляет по Волге «на Соколе корабле», ведет себя жестоким атаманом вольницы, у него от ярости «мутное око». Илья — «кум темный» — герой казацких песен, потенциальный ненавистник московского режима. Он собирает «голь кабацкую», вместе с ней громит церкви и «царевы кабаки», обещает своим сотоварищам:

Я заутра буду во Киеве князем служить,

а у меня вы будете предводителями.

В виде недоказанного предположения исследователями русских былин высказывается мысль, что новые черты в характеристике былинного Ильи Муромца появились не без влияния воспоминаний об Илейке из Мурома — самозванце Петре, якобы сыне царя Федора, выдвинутом казачеством в годы выступления Болотникова.

2.3 Драма Пушкина «Борис Годунов»

 

В монастырской келье узкой,

В четырех глухих стенах,

О земле о древнерусской,

Быль записывал монах.

В драме Пушкина «Борис Годунов» проблема народа и власти – одна из основных, ведь в этой жизни кто-то управляет, а кем-то управляют. Подобная проблема возникла в междуцарствие, когда на смену Ивану Грозному пришёл его слабоумный сын Фёдор, а по сути ( а позднее и в реальности) – Борис Годунов. Народ в какой-то мере лишился гармонии. Да, опричнина была кошмаром и бичом, но была определённостью. Но вот к власти пришёл Борис Годунов, на власть избранный народом (после того, как устроил целый спектакль). Но по версии многих историков, Николая Михайловича Карамзина, например, власть не была добыта честным путём, а путём убийства царевича Дмитрия. Все эти проблемы нашли отражение в драме – Пушкин положил в основу своего произведения убийство царевича в Угличе. Убийство невинного ребёнка – тяжкий грех, непростительный. Убийство ребёнка царской крови, помазанника божьего по христианской традиции ещё более страшный, немыслимый в понимании народа грех. Важно заметить, что начало трагедии – разговор бояр Шуйского и Воротынского:

Воротынский.

Ужасное злодейство! Полно точно ль

Царевича сгубил Борис?

Шуйский.

А кто же?

Кто подкупил напрасно Чепчугова?

Кто подослал обоих Битяговских

С Качаловым? Я в Углич послан был

Исследовать на месте это дело:

Наехал я на свежие следы;

Весь город был свидетель злодеянья;

Все граждане согласно показали;

И возвратясь я мог единым словом

Изобличить сокрытого злодея.

Как мы видим, начало трагедии – разговор об убийстве царевича, и конец трагедии – убийство семьи Годуновых, в том числе и Фёдора Годунова, по сути-то ещё невинного дитяти. Зеркальное построение композиции? Возможно. А может, это порочный круг, круг от убийства к убийству, только по прошествии некоторого времени можно понять, что случилось, почему и кто в этом виноват. В трагедии «Борис Годунов» Александр Пушкин вводит образ Лжедмитрия. Он вводит его в самом начале драмы. Лжедмитрий – своеобразный герой времени, того смутного времени. На протяжении всей трагедии этот человек противоречив, неоднозначен как это непонятное, сумбурное время. Смутный герой смутного времени. Загадочно, неопределённо, а может быть, закономерно?...

Итогом в трагедии Александра Сергеевича Пушкина «Борис Годунов» для Лжедмитрия стал сон, в который он провалился. Для Бориса Годунова – смерть и убийство семьи Годуновых. Для народа – начало осознания происходящего перед ними. А для Немезиды, уже не материальной – это полное удовлетворение от возмездия Годунову. Именно поэтому Пушкин и не описывает вторжение самозванца в Москву. Тогда бы трагедия называлась бы уже не «Борис Годунов», а скажем, «Григорий Отрепьев», или «Начало смуты», или «Проблема народа и власти». Или как-нибудь ещё. Но всё - таки Пушкин называет своё произведение в честь Бориса, но не в честь Гришки Отрепьева. И не потому, что Борис протагонист, а Григорий антагонист. Не поэтому: они вообще оба полемичные персонажи и говорить о них однозначно было бы, по меньшей мере, невежественно. Просто Борис – реальная историческая личность, личность, может и добывшая власть нечестным путём, но вспомним историю: власть капризна и за неё надо бороться. Любыми способами. А Григорий так и остался никчёмной тенью того самого идеала. Кончил-то он плохо, как мы помним, правил всего один год, а потом был убит, а его прахом выстрелили из пушки в сторону Польши. Он оказался ненужным ни Родине, ни Речи Посполитой. У поляков свои проблемы. И им не было никакого дела до беглого монаха Григория Отрепьева. Он не стал полноценной исторической личностью хотя бы потому, что ступил на страницы школьных учебников не как Григорий Отрепьев (под своим настоящим именем). А как Лжедмитрий I (такого имени даже в природе не существует!). Трагедией «Борис Годунов» Пушкин полностью доказал, что история государства – это не только история побед и поражений, монархов и самозванцев, народа. Это ещё и история человеческих переживаний, которые в глобальном понимании нашли своё отражение в народе, а личностном – в Григории Отрепьеве.

Как это ни прискорбно, он так и остался лишь тенью того, к чему стремилась его мятежная душа, павшая жертвой бесчеловечного греха и жажды мщения…


Заключение

Произведения периода борьбы русского народа с польско-шведской интервенцией и Крестьянской войны под руководством Болотникова, продолжая развивать традиции исторической повествовательной литературы XVI в., отразили рост национального самосознания. Это проявилось в изменении взгляда на исторический процесс: ход истории определяется не божием изволением, а деятельностью людей. Повести начала XVII в. уже не могут не говорить о народе, об его участии в борьбе за национальную независимость своей родины, об ответственности «всей земли» за свершившееся.

Это в свою очередь определило повышенный интерес к человеческой личности. Впервые появляется стремление изобразить внутренние противоречия характера и вскрыть те причины, которыми эти противоречия порождены. Прямолинейные характеристики человека литературы XVI в начинают заменяться более глубоким изображением противоречивых свойств человеческой души. При этом, как указывает Д. С. Лихачев, характеры исторических лиц в произвдениях начала XVII в. показаны на фоне народных толков о них. Деятельность человека дается в исторической перспективе и впервые начинает оцениваться в его «социальной функции»[5].

События 1604 — 1613 гг. вызвали ряд существенных изменений в общественном сознании. Изменилось отношение к царю как к божьему избраннику, получившему свою власть от прародителей, от Августа-кесаря. Практика жизни убеждала, что царь избирается «земством» и несет моральную ответственность пред своей страной, перед подданными за их судьбы. Поэтому поступки царя, его поведение подсудны не божескому, а человеческому суду, суду общества.

Событиями 1604 — 1613 гг. был нанесен сокрушительный удар религиозной идеологии, безраздельному господству церкви во всех сферах жизни: не бог, а человек творит свою судьбу, не божья воля, а деятельность людей определяет исторические судьбы страны.

Усилилась роль торгово-ремесленного посадского населения в общественной, политической и культурной жизни. Этому способствовало и образование в середине XVII в. «единого всероссийского рынка», в результате чего политическое объединение было закреплено экономическим объединением всех русских земель.

Усиление роли посада в культурной жизни влечет за собой демократизацию литературы, ее постепенное освобождение от провиденциализма, символизма и этикетности — ведущих принципов художественного метода русской средневековой литературы.


Используемая литература

1 Дж. Даглас Клэйтон «Тень Димитрия. Опыт прочтения пушкинского «Бориса Годунова»

2. Дейниченко П. Г., под редакцией Красновского А. А. Россия. Полный энциклопедический иллюстрированный справочник — М.: ОЛМА-ПРЕСС Звездный мир, 2005. - 104 — 114 с.

3. Кусков В. В. История древнерусской литературы: Учеб. Для филол. Спец. Вузов. - 5-е изд., испр. И доб. - М.: Высш. шк., 1989. - 219-228 с.

4. Непомнящий В. «Поэзия и судьба»

5. «Отголоски Смутного времени в былинах». — «Изд. Отдел. русского языка и словесности Академии Наук», 1906, кн. 4.

6. Песни, собранные П. В. Киреевским. М., 1868, вып. 7, стр. 62.

7. Скрынников Р.Г. «Смутное время»

8. Скрынников Р.Г. «Три Лжедмитрия»

9. Скрынников Р.Г. «Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев»

10. Хрестоматия по древнерусской литературе: Учеб. Пособие для студентов вузов по спец. «Русский язык и литература» / Сост. М. Е. Федорова, Т. А. Сумникова. — М.: Высш. шк., 1985. — 145 — 153 с.

11. http://feb-web.ru/feb/irl/il0/i22/I22-0782.htm

12. http://www.biblgorlov.ru/kraevedenie/smuta/html/

yka_smytnoe_vremya_v_literat.html

13. http://www.proza.ru/2009/06/25/993


[1]М.В. Кукушкина полагает, что автором «Летописной книги» является князь Семен Иванович Шаховский. Кукушкина М. В. Семен Шаховский – автор Повести о смуте// Памятник культуры: Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник 1974. М., 1975. С. 75 – 78.

[2]Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. 2-е изд. Спб., С. 273.

[3]Примечание П. Бессонова (приложения к вып. 7 песен, собранных П. В. Киреевским, и дополнения к первым двум частям песен былевых и исторических). Песни, собранные П. В. Киреевским. М., 1868, вып. 7, стр. 62.

[4]«Отголоски Смутного времени в былинах». — «Изд. Отдел. русского языка и словесности Академии Наук», 1906, кн. 4.

[5] Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. С. 21.


Страницы: 1, 2, 3


Copyright © 2012 г.
При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.