Авторитаризм и тоталитаризм

районного масштаба обладал всеми атрибутами власти — партийной,

хозяйственной, судебной, карательной и т.п. Поэтому для функционирования

тоталитарной власти не нужно было принуждения, идущего сверху вниз:

тоталитарный индивид добровольно подчинялся вышестоящему, получая в обмен

на покорность возможность абсолютной власти «на своем месте». Можно

сказать, что ограничения в структуре тоталитарной власти вытекали из

пересечения индивидуальных властей, что создавало непрерывное и постоянное

напряжение во всех узлах системы и было источником энергии, питавшей

существование этой системы.

С тоталитарной властью неразрывно связана тайна власти. Властный поступок

тоталитарного индивида всегда непредсказуем, спонтанен, вызывается не

столько внешней необходимостью, какими-то реальными обстоятельствами,

сколько тайными движениями его души. Теми движениями, которые имеют свою

индивидуальную логику, непредсказуемую с точки зрения нормальной логики. В

силу этой тайны система тоталитарной власти пронизана страхом. Страх есть

необходимое дополнение абсолютной власти, он столь же абсолютен, и это

страх не только перед «другими», но и перед самим собой. Абсолютный страх в

душе тоталитарного индивида перевоплощается и снимается в виде стремления к

абсолютной власти. Карательные органы в этой системе — материализация

повсеместного страха, своего рода арбитр в споре, столкновении

индивидуальных властей. Но их существование в большей степени вызвано

необходимостью искоренять инакомыслящих — тех, кто не принял условия

тоталитаризма, правила его игры, и имя им — миллионы. Они и составляли

основной контингент ГУЛАГа.

Верхний и нижний уровни в структуре тоталитарной власти взаимосвязаны и

взаимно необходимы друг для друга. На ее вершине находился Сталин, он был

символом абсолютной власти, поклонение ему как бы освящало и узаконивало

для каждого собственное приобщение к субстанции власти. В этой структуре

харизматический образ Ленина тускнел и отодвигался на периферию

общественного сознания, ибо системе нужен был живой символ, человек — знак

абсолютной власти. Образ Ленина слился с мавзолеем — материальным

воплощением «начала» этой власти. И ритуальное действо вокруг мавзолея,

совершаемое дважды в году, заново подтверждало законность системы. Нижний

уровень носителей тоталитарной власти, был также необходим Сталину — иначе

не хватило бы никаких усилий карательных органов, чтобы держать в

повиновении огромные массы людей. Причем отношение массы тоталитарных

индивидов к Сталину было интимно-психологическим и личностным: он был не

просто символическим знаком судьбы, но еще и индивидуальностью. Его

индивидуальные качества срослись с символическими, и в этой системе он

занимал место Бога. Славословия в его адрес заменили молитву и были

ритуальным элементом существования и осуществления тоталитарной власти

каждым на своем месте. Поэтому смерть Сталина означала конец тоталитаризма.

Естественно, не мгновенный, а протяженный в историческом времени.

Исчезновение личностного символа системы изменило духовную атмосферу внутри

ее. Новые поколения как бы вышли из-под влияния той идеологической и

психологической силы, которая формировала в каждом качестве тоталитарного

индивида.

Попытки заменить Сталина не удались — уж очень тесно срослись его личные и

символически-знаковые черты. В поле тоталитарного сознания его преемник

Хрущев получил значение комического героя — шута, напялившего на голову

корону.

Маршальские погоны, звезды Героя и орден Победы не превратили Брежнева в

того мифологического героя, каким воспринимался Сталин. Исчезла тайна

личности вождя, а вместе с ней и вождь. Вождь должен быть, по крайней мере,

равен системе, а не быть частицей, рожденной этой системой.

После смерти Сталина тоталитаризм в течение долгих тридцати лет переживал

обратное перерождение в авторитаризм, и именно механика этого обратного

перерождения диктовала необходимость обращения к Ленину, его наследию, но

не к тому, где он отказывался от социалистической утопии в пользу реально

достижимых целей, а к Ленину «до 21-го года», автору и творцу авторитарного

режима. Обращение к Ленину 21-го года ставило человека в положение если и

не диссидента, то оппозиционера по отношению к существовавшему режиму. С

этого обращения началась перестройка.

5. Тоталитаризм и личность

Существует ли угроза восстановления в нашей стране тоталитарного режима?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо выяснить условия, необходимые для

этого. Объективные условия налицо —сохраняется, а в ряде республик и

обновляется авторитарный режим, адаптирующийся к новым, демократическим

тенденциям, к восстановлению политической жизни. Но решающими для

возникновения тоталитаризма являются субъективные условия, а именно тот

исторический тип личности, который можно назвать тоталитарным индивидом.

Что это такое? Попробуем разобрать, этот вопрос на примере, так сказать,

классического образца. Предшественником тоталитарного индивида был маргинал

— человек, крутой ломкой истории вырванный из привычного «гнезда»

существования и заброшенный в новый мир. Маргинализация охватила во второй

половине XIX — начале XX века практически все классы русского общества.

Маргинал — человек переходного времени, как бы повисший между двумя

историческими эпохами и сделавший эту переходность принципом отношения к

действительности, принципом самоопределения. Для маргинала прошлое и

настоящее — не подлинное, умирающее бытие, которое несет на себе печать

неминуемого уничтожения, смерти. Будущее же для него под знаком вопроса,

это своего рода чистая возможность, полностью зависящая от воли человека-

творца. В среде профессиональных революционеров психология маргинальности

еще более усиливалась вследствие особого, «чемоданного» (между тюрьмами и

ссылками) образа жизни. Связь с действительностью подменялась прожектерским

конструированием утопии не только относительно будущего, но и относительно

настоящего. Реальная действительность пугала маргинала, представлялась ему

абсолютно чуждой силой.

В условиях революционной катастрофы, когда ход событий бросил

революционеров в самую пучину переворота, некоторые из них, вследствие

этого страха перед реальным миром, застыли в ситуации неопределенности,

отказавшись от выбора, выключившись из активной борьбы. Таким человеком и

был Сталин, по выражению Р. Слассера, человек, проспавший революцию. Да и в

годы гражданской войны, как пишет о нем Д. Волкогонов, он был скорее

послушным исполнителем, хотя занимал формально одно из самых высоких мест в

партийной иерархии. Такой индивид полностью отдается воле событий, тому

самому миру, которого он боится. Единственное для него средство сохранить

себя — это стремление к абсолютной власти, дающей полное господство над

чуждой, враждебной действительностью. И чем более неопределенным — в силу

своей новизны — оказывается мир после революции, когда уже не помогает

прежняя теория и когда нет рядом берущего на себя всю ответственность вождя-

вожака, тем больше овладевает душой теперь уже тоталитарного индивида это

стремление к власти, это переживание власти как высшего смысла бытия.

Позволяет ли современная обстановка прогнозировать возможность появления

нового тоталитарного индивида? На наш взгляд, нет. Во-первых, потому, что

появление тоталитарного индивида непредсказуемо, его тайна — в глубинах

индивидуальной души. Во-вторых, потому, что история не ходит дважды одними

и теми же путями. Конечно, согласно Марксу, возможно повторение

трагического в виде комического, но такой герой не может стать кумиром

современной массы. Нынешние сталинисты ждут другого героя. Что же касается

новых поколений, выросших после Сталина, то последние сорок лет выработали

у них прочный иммунитет против тоталитаризма: у них нет восторженной до

самоотречения веры в коммунистическую или какую-то иную, но столь же мощную

в социально-психологическом и идеологическом плане идею. От тоталитаризма

нас спасает безверие. Гораздо большую и реальную опасность представляет

собой авторитаризм консервативного или откровенно реакционного плана,

объективные и субъективные условия для появления которого налицо или, как

говорил Маркс, находятся в процессе становления.

Глава 2. ПРЕОДОЛЕНИЕ ТОТАЛИТАРИЗМА И СТАНОВЛЕНИЕ ДЕМОКРАТИИ В СОВРЕМЕННОЙ

РОССИИ.

За последний более чем 70-летний период у нас сложилась такая политическая

система, которая весьма эффективно служила целям сохранения обеспечивавшего

ее социально-экономического строя. Эта эффективность достигалась благодаря

абсолютному контролю со стороны политических структур — партии и

государства — над всеми сферами общественной жизни. Такая политическая

система может быть определена как тоталитарная. Понятно, что без разрушения

ее общественный прогресс невозможен. Большим шагом вперед в понимании

сущности общества, сложившегося в нашей стране, явился уже сам факт

признания тоталитаризма. Однако одного признания мало. Для преодоления

тоталитаризма необходимо точное знание его сущности, закономерностей

функционирования, элементов, обусловливающих его стабильность.

В современной зарубежной политологии явление тоталитаризма изучено

сравнительно глубоко. Для нас же, выросших и воспитанных в условиях

тоталитаризма, представляет еще большую трудность увидеть в привычном,

«естественном» способе политического существования жесткие черты,

объединяющие его с фашистскими системами Германии, Италии, Испании,

репрессивными государствами Южной Америки.

Исторический опыт и практика показывают, что тоталитарную систему нельзя

изменить, реконструировать, ее можно только разрушить. Вслед за

конструктивным преодолением тоталитаризма общество неизбежно должно прийти

к демократизации всех сфер общественной жизни.

Таким образом, только теоретический анализ позволит преодолеть комплекс

«современника», позволит взглянуть как бы со стороны на происходящие в

обществе процессы, увидеть корни существующего сегодня порядка вещей, а,

следовательно, научно обосновать пути его изменения. Именно такой

теоретический анализ мы и попытались осуществить в этой главе.

1. Понятие и сущность тоталитаризма

Тоталитаризм возник в Европе, точнее, на периферии европейской цивилизации,

как результат некоего синтеза элементов азиатского деспотизма (включая

крепостничество в его русском и прусском вариантах) с радикальными

идеологическими доктринами, так или иначе апеллирующими к идеям социализма.

При этом «периферию европейской цивилизации» следует понимать не только

географически, но и как взаимодействие социокультур-ных и политических

комплексов двух типов цивилизаций, в результате которого и рождался этот

синтез. Европейская капиталистическая структура с ее веками отработанными

институтами республиканизма, парламентской демократии, рыночно-

частнособственнической экономики, с ее заботой о свободах, правах и

гарантиях индивида, т.е. со всем тем, что в наши дни именуется гражданским

обществом и правовым государством, по сути своей несовместима с

тоталитаризмом. В то же время европейские свободы позволили появиться на

свет радикальным доктринам, не считающимся с моралью и человеком. Это, по

сути, издержки самих свобод, прав и демократических институтов,

выработанных веками. В противовес европейской традиции в неевропейском

мире, и, прежде всего на традиционном Востоке, господствующая система

связей была построена на возвышении власти и принижении личности, на

господстве командно-административного способа управления в экономике,

политике, в обществе в целом. И хотя религиозно-этические нормы оказывали в

этом смысле смягчающее воздействие, именно неевропейская структура

(азиатский деспотизм с присущим ему «поголовным рабством») была

фундаментом, на котором при благоприятных условиях мог созреть (или на

который можно было, уже в наши дни, в почти готовом виде перенести)

тоталитарный режим.

Столкновение элементов восточной и европейской структур на периферии Европы

(Россия, Пруссия, Испания) при благоприятных для этого обстоятельствах

(социальный кризис и рост радикализма) способствовало выходу на передний

план явного или латентного азиатского деспотизма, который и стал опорой

носителей радикальных теорий переустройства мира. Естественно, что чем

сильнее были элементы азиатчины, тем большим оказался простор для произвола

бесчеловечного и аморального радикализма.

При первом приближении тоталитаризм характеризуют следующие взаимосвязанные

и взаимообусловленные признаки: — тотальный государственный контроль над

обществом;

— всеобщая монополизация и централизация власти в руках государственной

бюрократии;

— система жесткого полицейского террористического контроля над всеми

гражданами (исключение — только для вождя);

— политизация (в плане пропаганды) всей жизни и уничтожение политики как

таковой;

— господство единственной правящей массовой партии, которая является ядром

политической системы тоталитарного общества. При этом подобная партия не

является политической: она не способна действовать без государственной

власти, строго централизована и выступает в качестве дополнения к правящей

группировке. Члены такой массовой партии — корпоративная элита, сплоченная

сознанием избранности и морального превосходства над обществом. Ее функции:

управление тоталитарным обществом и контроль над ним; подготовка и

выдвижение новых лояльных режиму кадров. Она является буфером между

центральной властью и обществом и осуществляет репрессивные функции к

инакомыслящим;

— идеологизация общества и общественной жизни на основе единой

государственной идеологии;

— унификация и регламентация политической, общественной и духовной жизни

(например, единый политдень и пр.);

— ставка на обновление общества на основе утопических глобальных идей;

— ставка на свою расу (может быть, в скрытом и закамуфлированном виде,

например, в нашей стране идея «единого советского народа»).

Тоталитарные политические режимы бывают правого (фашизм) и левого

(коммунизм) толка. Между ними существуют определенные различия.

Фашизм находится в состоянии противоборства с коммунистами и социал-

демократами. Это защитная реакция капиталистического способа производства

на радикализацию общества. В рамках фашистских режимов произошло

установление монопартийной диктатуры над органами государственного

управления без уничтожения старой государственной машины. Монопартийная

диктатура осуществляет тотальный контроль над обществом. В то же время

сохраняется узкая сфера экономической свободы граждан от государства

(например, заводы Круппа в Германии остались в частной собственности).

Коммунизм возникает как реакция азиатского способа производства на попытки

его радикальной капитализации. В рамках коммунистического режима происходит

слом государственной машины «до основанья, а затем...» — замена старого

типа государства новым, Советами. Устанавливается тотальный контроль над

обществом и тотальное руководство всем общественным развитием.

В 1925 г. термин «тоталитаризм» впервые ввел в политический лексикон

Муссолини для характеристики своего движения и режима. При этом он опирался

на философские труды одного из ведущих идеологов итальянского фашизма

Джованни Джентиле. Однако в Германии этот термин не привился: Гитлер не

любил заимствований и предпочитал определять свой режим как авторитарный.

Мощный импульс к осмыслению и концептуальному оформлению тоталитаризма дала

война. Исследованию этого феномена посвящены работы многих западных

политологов, например Ханны Арендт «Истоки тоталитаризма» (Нью-Йорк, 1951);

Карла Фридриха и Збигнева Бжезинского «Тоталитарная диктатура и автократия»

(1956); Беррингтона Мура «Террор и прогресс в СССР: некоторые причины

изменений и стабильности в советской диктатуре»; Г. Маркузе «Борьба

тоталитаризма против либерализма» и другие.

В нашей стране термины «тоталитаризм», «тоталитарный» появились в

послевоенный период и до последнего времени использовались в

пропагандистских целях для характеристики фашистских и профашистских

режимов на Западе. Однако даже такое употребление этих терминов было весьма

эпизодическим, предпочтение отдавалось другим формулировкам —

«агрессивный», «террористический», «авторитарный», «диктаторский». Даже в

четвертом издании Советского энциклопедического словаря (1986) вслед за

беглым упоминанием о том, что «понятие тоталитаризм употреблялось буржуазно-

либеральными идеологами для критической оценки фашистской диктатуры»,

следует основная характеристика этого понятия: «активно используется

антикоммунистической пропагандой по отношению к социалистическим

государствам, которые клеветнически отождествляются с «тоталитарными»

режимами и противопоставляются «демократическому «свободному» обществу».

2. Основная характеристика тоталитарной системы

Тоталитаризм (от лат. «тоталь» — всеобщий, всеобъемлющий) — это

политический режим, при котором гражданин является объектом полного

контроля и управления. Он характеризуется фактическим бесправием индивидов

при формальном сохранении их прав. Политический режим зависит от степени

развития общества, внешних факторов, от власти.

В антиутопиях Е. Замятина «Мы», Дж. Оруэлла «1984» тоталитарный строй

описан как замкнутое рационально-технократическое общество,

расчеловечивающее человека, превращающее его в «винтик» на основе

психофизической инженерии и уничтожения морали, любви, религии, подлинного

искусства и науки. С середины 30-х годов различные концепции тоталитаризма

начинают распространяться в социально-философской и художественной

литературе как осмысление практики нацизма и сталинизма.

Мы попытаемся дать характеристику тоталитарной политической системы на

примере нашей страны по следующим направлениям: идеология, политика,

экономика.

За 75 лет СССР прошел три этапа тоталитаризма: первый — с 1917 года до

конца 20-х годов; второй — с конца 20-х до середины 50-х годов; третий — с

середины 50-х до середины 80-х годов.

Тоталитаризм есть качественно иное явление, нежели любая другая власть,

сколь бы суровой она ни была. Это феномен идеологический, и тоталитарные

режимы, прежде всего — режимы идеологические. Они рождены идеологией и

Страницы: 1, 2, 3