Кроманьонский человек

ресурсов более широкого диапазона, так как эти животные находили свой корм

там, где он сам не бывал. Когда же расселение привело его в зону умеренного

климата, где травоядные иногда кочуют между зимними и летними пастбищами,

человек начал получать энергию из источников, находящихся в отдалении, а

иногда и совершенно иных, чем те, которыми он располагал непосредственно в

месте своего обитания. Неандерталец, добывая оленей в Дордони, извлекал

пользу из северных пастбищ и прибрежных равнин, где часть года паслись эти

олени, но куда он сам если и попадал, то крайне редко. Ученые называют

такое «дистанционное» получение пищи «существованием за счет даровых

ресурсов». Из всех способов приспособления живых организмов для получения

питания из окружающей среды этот способ - если не считать прямого

подчинения ее себе - наиболее эффективен. Только с развитием земледелия

человек получает возможность использовать природу еще полнее.

Ко времени появления кроманьонцев люди уже использовали даровые

ресурсы мигрирующих животных в дополнение к растительной пище. Кроманьонец

проделывал то же с несравненно большим успехом. Благодаря более острому

интеллекту и более совершенному оружию он добывал животных в таких

количествах, что мог уже выжить в Арктике, где растительная пища настолько

скудна, что человек пользуется почти одними даровыми ресурсами. По всей

Сибири, от Енисея на западе до Камчатки на востоке, советские археологи

ведут раскопки и более чем в десяти местах уже отыскали доказательства

того, что человек обитает здесь не менее 30 тысяч лет. Тогда сибирские зимы

были длиннее и холоднее, чем сейчас, а на месте нынешней Таити простирались

степи, где не было почти никакой защиты от свирепых ветров. В метре под

поверхностью почвы начинался слои вечной мерзлоты, препятствовавшей

развитию растений с мощной корневой системой. Однако сочным травам и

низкорослым кустарникам вполне хватало и этой почвы, и стадные животные

прекрасно чувствовали себя на этих пастбищах.

Собственно говоря, Сибирь была охотничьим раем, и кроманьонский

человек благоденствовал там, несмотря на холодный климат. Мусорные кучи

возле его стоянок - это подлинные коллекции костей северного оленя, диких

лошадей, антилоп, мамонтов и зубров, а порой он, по-видимому, справлялся с

медведями и львами. Немало там костей песцов и волков, но хотя их мясо,

возможно, использовалось в пищу, добывались они скорее всего ради пушистых

шкур, из которых сибирские кроманьонцы шили себе одежду. И наконец,

некоторые мусорные кучи содержат свидетельство того, что эти кроманьонцы,

как и другие, начинали использовать и совершенно новые источники пищи -

птиц и рыб.

Рыболовство у этих сибирских групп было, вероятно, только летним

занятием, так как зимой реки покрывались метровым слоем льда. Из птиц

они в основном добывали куропаток, которые обитают на земле, летают

медленно, а потому представляют собой относительно легкую добычу.

Однако некоторые антропологи полагают, что они охотились и на

водоплавающих птиц. Возможно, они умело сбивали их на лету

метательными снарядами, а возможно, ловили в силки вроде тех, какими и

теперь пользуются нетсиликские эскимосы на севере Гудзонова залива.

Это хитроумное приспособление из тонких сыромятных ремней с приманками

из кусочков рыбы. Когда птица опускается на приманку, камень,

удерживающий ремни, смещается, и они опутывают ноги неосторожной

птицы, после чего ее уже нетрудно схватить и убить.

В таком суровом краю, где зимы были долгими и жестокими,

существование сибирских кроманьонцев в отличие от вольготной жизни их

тропических с временников должно было опираться на тщательные расчеты и

планы. В разгар морозов они укрывались в теплых крытых шкурами жилищах с

каменными основаниями, вкопанными в землю на целых три четверти метра. В

почти столь же суровых условиях тогдашней Украины примерно такие же жилища

строились настолько большими, что свободно вмещали от 15 до 20 человек. В

ледниках за каменными фундаментами хранились запасы мяса, рассчитанные на

много дней. Частично оно было заморожено, а частично провялено на солнце

или прокопчено в дыму очага. В уютном свете нескольких открытых очагов эти

люди коротали темное зимнее время, вырезая орудия и украшения из кости,

обмениваясь охотничьими историями, наставляя детей. А когда кто-нибудь из

членов их группы умирал, его хоронили с любовью и заботливостью. На

раскопках в Мальте у южной оконечности Байкала археологи обнаружили могилу

со скелетом четырехлетней девочки, украшенной «диадемой» из бивня мамонта,

таким же браслетом и ожерельем из 120 бусин. Рядом лежали другие предметы,

сделанные из кости - погребальные дары девочке от тех, кому она была

дорога.

Пока эти самые северные предки современного человека учились

преодолевать трудности холодного климата, другие кроманьонцы, жившие более

чем на полпути от них к Южному полюсу, в сравнительно мягких климатических

условиях, приспосабливались к радикальному изменению окружающей среды.

Южноафриканская пещера Нельсон-бей находится примерно в пятистах километрах

к востоку от Кейптауна, на берегу Индийского океана. Она расположена на

шестидесятиметровом, сложенном из песчаника обрыве, метрах в двадцати над

современным пляжем, и в кроманьонские времена в ней постоянно жили

сменявшие друг друга группы, причем первая группа обосновалась там 18 тысяч

лет назад. Вход в пещеру обращен на юг и имеет в ширину 30 метров. За ним

находится обширное помещение высотой около 9 метров, а глубиной от 30 до 45

метров. В дальнем конце пещеры бьет ключ - как бил и 35 тысяч лет назад,

так что ее обитателям можно было не думать о пресной воде. У этого жилища

было множество естественных преимуществ, и нет ничего удивительного в том,

что оно служило приютом четыремстам поколениям охотников-собирателей, не

покинувших его даже тогда, когда доступные им пищевые ресурсы в

окрестностях пещеры радикальным образом изменились.

Первые шесть тысяч лет после того, как в пещере обосновался

современный человек, вокруг простирались заросшие травой открытые равнины,

усеянные невысокими деревьями - нечто вроде современной африканской

саванны. До моря было почти восемь - десять километров, и обитатели Нельсон-

бей, по-видимому, никогда не бывали на его берегу - этот горизонт не

содержит никаких окаменелостей морских животных. Первые жильцы этого дома

питались тем, что было вокруг. Женщины собирали ягоды и семена, выкапывали

съедобные корни и луковицы, а мужчины охотились на дичь, которой

изобиловала равнина вокруг, - на антилоп, страусов, павианов и таких ныне

вымерших животных, как гигантский буйвол, весивший более полутора тонн, и

столь же внушительный бубал, огромный, как современный першерон. Охотились

они и на кустарниковых кабанов, и на бородавочников, вооруженных грозными

клыками злобных животных, которые кочуют стадами и очень опасны: нередко

они поворачивают и всем скопом бросаются на преследующего их охотника.

В этот период обитатели пещеры Нельсон-бей вероятно, оставались в ней

круглый год, если не считать отдельных охотничьих экспедиций, и приложили

немало усилий, чтобы сделать свой дом еще более удобным. Они обложили очаги

камнями и, возможно, защитили их от ветра, построив между ними и входом

полукруглую загородку во всяком случае, ямы от столбов более поздней

загородки сохранились там до сих пор. Между столбами, возможно,

подвешивались шкуры, или укладывался хворост, или ставился палисад из

жердей. Зимой и особенно по ночам эта загородка, вероятно, играла большую

роль: климат Южной Африки был тогда холоднее, чем теперь, и очень влажным -

примерно как в Сиэтле на севере Тихоокеанского Побережья США. Снаружи земля

поблескивала инеем или бывала припорошена легким снежком.

Около двенадцати тысяч лет назад этот образ жизни изменился внезапно

(в масштабах геологического времени) и радикально. Всемирное потепление,

длившееся четыре-пять тысяч лет, растопило столько льда, что уровень океана

поднялся выше уровня восьмидесятикилометровой равнины Нельсон-бей. Почти

как река, когда она в половодье выходит из берегов и стремительно

разливается по соседним низинам, море довольно быстро затопило пологую

равнину, и вскоре его волны уже плескались всего в нескольких кило метрах

от обрыва, где находилась пещера. Когда пастбища исчезли под водой, стада,

естественно, ушли во внутренние области, и было бы столь же естественно,

если бы обитатели пещеры Нельсон-бей последовали за ними и нашли себе новое

жилище в другом месте.

Но они так не поступили. По какой-то причине - быть может, из

привязанности к «дому», какой она была в каменном веке, пещера оставалась,

так сказать, главной базой, хотя в ней уже не жили круглый год. Летом ее

обитатели отправлялись в длительные охотничьи экспедиции, выслеживая и

убивая добычу, собирая луковицы, ягоды и семена, входившие в их рацион на

протяжении многих столетий. Зимой они, однако, возвращались в пещеру

Нельсон-бей, чтобы использовать еще один источник энергии - пищу, добытую в

море.

Женщины теперь не собирали семена и не копали корни, а в часы отлива

искали съедобные моллюски - блюдечки и морское ушко - отрывая их от скал на

отмелях и в более глубокой воде. Подспорьем в этой работе им служил

двадцатисантиметровый плоский костяной нож, и, вероятно, у них с собой были

какие-нибудь корзинки или кожаные мешочки, в которые они складывали добычу.

Они настолько наловчились собирать этот новый тип пищи, что археологи

обнаружили слои раковин толщиной до шести метров. Вонь от этих куч,

наверное, стояла до небес достаточная причина, чтобы эти более поздние

обитатели пещеры Нельсон-бей периодически покидали свое жилище, как делают

не которые современные аборигены, когда они уже не в состоянии справляться

с накапливающимися отбросами. Во время сезонных отсутствий обитателей

пещеры грызуны, морские птицы и свирепые морские ветры успевали сыграть

роль мусорщиков.

Пока женщины собирали моллюсков, мужчины ловили рыбу или отправлялись

за несколько километров по берегу к скалистому мысу, где устроили лежбище

капские котики. Для того чтобы убивать котиков на лежбище, где они

собираются многими тысячами, большого искусства не требуется. Охотники из

пещеры Нельсон-бей, вероятно, применяли те же приемы, что и котиколовы XX

века, то есть просто шли среди бесчисленного множества животных и били их

по головам тяжелыми дубинами. Ластоногие прибавили еще один даровой ресурс

к рациону кроманьонца - летом они живут в открытом море в сотнях километров

от побережий и питаются мелкой рыбой и головоногими моллюсками.

Возможно, доисторические котиколовы приобрели не просто новый источник

пищи. Эскимосы, чья экономика в значительной степени строится на добыче

тюленей, используют жир этих животных для светильников, их сухожилия - как

нитки и бечевки, а их непромокаемые шкуры идут на изготовление одежды,

мешков и даже лодок (эскимосский каяк - это деревянный или костяной остов,

обтянутый тюленьей шкурой). Обитатели пещеры Нельсон-бей, вероятно, не

находили для своей добычи столь разнообразного применения. Они, например, в

отличие от эскимосов вряд ли нуждались в одежде из тюленьих шкур и, хотя

жили около моря, наверное, вообще не рисковали плавать по нему - прибой в

окрестностях пещеры Нельсон-бей очень высок и его огромные волны пользуются

известностью у любителей серфинга во всем мире. Но вот каменные светильники

с тюленьим жиром вполне могли служить в пещере Нельсон- бей добавочным

источником освещения, помимо пламени очагов.

Известно также, что обитатели этой пещеры ловили по меньшей мере

четыре вида рыб. В одной окаменелости из их пещеры удалось опознать

морского карася - крупнозубую рыбу, которая и сейчас часто навещает эти

воды, подплывая к берегу и скусывая мидий с камней. Ее могли поймать на

наживку из мидии, прикрепленную к вырезанной из кости или дерева распялке -

недавнему изобретению кроманьонца Жизнь обитателей пещеры Нельсон-бей

обрела четкий распорядок, связанный с добыванием пищи: через определенные

промежутки времени они перебирались из одной местности в другую - от моря

во внутренние области и обратно - и меняли рацион, состоявший главным

образом из продуктов моря, на традиционный, объединяющий мясную и

растительную пищу, добываемую на суше. Однако в семи тысячах кило метров

оттуда, на берегах Нила, обитали другие кроманьонцы, которые могли добывать

всю эту разно образную пищу, никуда не уходя, - и они жили на одном месте.

Примерно 17 тысяч лет назад группы по меньшей мере с пятью разными

инвентарями орудий обосновались на широкой равнине Ком-Омбо, в 45 кило

метрах ниже по течению от нынешней Асуанской плотины, и жили там около пяти

тысяч лет, пока какое-то изменение климата - возможно, длительная засуха -

не изменило их образа жизни. Там они сделали тот шаг, который через

несколько тысяч лет положил начало земледелию. Они добывали достаточное

количество определенной растительной и животной пищи, чтобы обосноваться на

одном месте и круглый год существовать на своем специализированном рационе.

Хотя они еще не сеяли злаковых, но, во всяком случае, собирали семена диких

злаков систематически и эффективно.

Тогда, как и теперь, равнина Ком-Омбо тянулась перпендикулярно

течению Нила на восток. Ее плоский овал занимал 642 квадратных километра -

крупнейшая из таких равнин в Верхнем Египте. Ее охватывали два вали (сухие

русла, эпизодически наполняющиеся водой), которые начинались в горах за

восточной пустыней у западного берега Красного моря, и во многих местах

пересекали рукава и протоки Нила, который с августа до конца октября нес

огромные массы воды от своих истоков в Восточной Африке, где в это время

выпадали муссонные ливни. С марта по август на равнине Ком-Омбо наступал

сухой сезон, хотя, возможно, менее сухой, чем в наши дни, так как климат

Северной Африки 17 тысяч лет назад был в целом более холодным и влажным,

чем теперь.

Эти сезонные изменения приводили к постоянной смене животных на

равнине. Дикие быки паслись там, когда вода стояла высоко и трава была

молодой и сочной. С наступлением сухого сезона туда откочевывали газели и

бубалы, так как условия там становились похожими на условия в их родной

саванне. Когда вода в реке стояла высоко, можно было добывать сомов,

окуней, мягкокожистую нильскую черепаху и бегемотов. И круглый год там

водились все возможные птицы - и местные и перелетные, которых гнала в

Африку холодная европейская зима. Археологи, раскапывавшие поселения

различных охотничье-собирательских групп Ком-Омбо, обнаруживали кости уток,

гусей, бакланов, цапель, крохалей, окоп, орлов, журавлей и кроншнепов. Все

эти разнообразные животные и птицы находили обильный корм на равнине,

значительная часть которой густо поросла злаками, возможно, родственными

сорго и ячменю.

Не удивительно, что разнообразные пищевые ресурсы Ком-Омбо, ее речки

и обширные луга привлекали туда множество людей. Археологи полагают, что на

равнине одновременно обитало от 150 до 200 человек, то есть по два человека

на пять квадратных километров - значительная перенаселенность по меркам

каменного века. И, по-видимому, такая теснота привела к очень интересным

результатам. Каждая группа (примерно 25-30 человек), обитавшая на берегу

той или иной протоки, вырабатывала свой особый образ жизни. Иногда

«фирменным знаком» группы было особое орудие, а иногда - особый способ

добывания пищи. Возможно, такая специализация была следствием конкуренции,

но возможно, что, вдруг оказавшись в очень населенном мире, люди пытались

установить какой-то общественный порядок, укрепить единство группы.

Особенно поразительной была специализация группы, в жизни которой

злаки начали играть беспрецедентную роль. Эти люди жали колосья диких

злаков и собирали столько зерна, что большая часть их пищевых потребностей

могла покрываться им одним. Среди оставшихся от них предметов есть каменные

серпы и массивные зернотерки-плиты с неглубокой выемкой в середине для

зерна и дисковидные камни - терки. Сходные приспособления для перетирания

кукурузы существовали у индейцев американского Юго-Запада.

Материалом для зернотерок Ком-Омбо служил песчаник - их и находят у

подножия обрывов, сложенных из песчаника, причем они обычно лежат рядом по

несколько штук. Археологи считают, что перетирание зерна было групповой

деятельностью, как, возможно, и сбор колосьев. Когда зерно в каком-то месте

поспевало, вся группа рвала колосья или срезала каменными серпа ми и

уносила к зернотеркам, где их молотили (вероятно, просто ногами) и

«мололи».

Однако, если не считать серпов и зернотерок, других предметов, связанных с

уборкой зерна, не сохранилось. Молотили ли обитатели Ком-Омбо колосья

связками палок, как некоторые племена с примитивным земледелием делают еще

и сейчас? Освобождали ли они зерно от мякины, подбрасывая его в воздух в

ветреный день? И в чем они доставляли зерно «на мельницу»? Преемники этих

доисторических людей искусно плели из нильского тростника и луговых трав

всевозможные корзины. Так, может быть, они тоже умели плести и изготовляли

примитивные циновки, чтобы ссыпать на них зерно?

Но даже еще интереснее - что они делали с зерном? Предположительно варили

каши и мясные похлебки. Но раз они перетирали зерно в муку, напрашивается

вывод, что они изготовляли какой-то хлеб - быть может, просто смешивали

муку с водой и пекли пресные лепешки на раскаленном камне, как это еще в

ходу у многих современных народностей. Некоторые ученые предполагают даже,

что они, кроме того, могли изготовлять из зерна пиво.

В плодородных долинах Египта, на холодных равнинах Сибири, на южном

побережье Африки кроманьонский человек доказал, что он способен не только

выжить, но и благоденствовать в самых разных условиях. Он побеждал холод.

Когда мяса не хватало, он переходил на рыбу. Он предусмотрительно убирал

общими усилиями все зерно сразу, что требовало умелого планирования. После

вековых кочевок с места на место вслед за дичью или в поисках сезонных

съедобных растений, он наконец сумел перейти к оседлому образу жизни,

Страницы: 1, 2, 3