Банковская система РФ

вышеупомянутые структурные диспропорции. К числу последних относится прежде

всего глубокая деформация, во-первых, структуры общественного капитала, и

во-вторых, условии его кругооборота, т. е. воспроизводства, в том числе

опасная деформация факторов производства и отношении распределения.

Действительно, в структуре общественного капитала было серьезно нарушено

соотношение между действительным (производительным и торговым) и денежно-

ссудным капиталом. В результате кризиса основные фонды как часть

производительного капитала оказались более чем наполовину незагруженными,

простаивают и устаревают как физически, так и морально. Что же касается

оборотных фондов, то в результате обвальной либерализации цен и интенсивной

инфляции произошло их катастрофическое обесценение: практически предприятия

лишились большей части этих капиталов. Аналогичное положение сложилось и в

сфере сбережений населения: в системе Сбербанка одномоментно эти сбережения

(596 млрд руб.) обесценились. Если по прошествии многих лет в 1998 г.

власти наконец признали эти суммы в качестве государственного долга, для

погашения которого ныне и на обозримую перспективу средств фактически нет,

- то в отношении обесценившихся оборотных капиталов даже этой акции по

существу предпринято не было. Предприятия были предоставлены самим себе.

Обычно оборотные средства имеют своей основой кредиты банковской системы.

Но в результате инфляции, а также крупномасштабного оттока капитала за

границу реальная величина наличных ссудных капиталов резко сократилась. Об

этом можно судить по данным о коммерческих банках. В период с 1991-го по

1997 г. их реальные активы уменьшились на 70%, а отношение активов к ВВП

упало с 54,1 до 21,5% (вместе со Сбербанком - 28,5% ВВП в 1997 г.). Между

тем в экономически развитых странах Запада величина активов коммерческих

банков значительно превышает объем ВВП: например, в 1996 г. в Англии они

были больше ВВП в 2,5 раза, в Германии - в 2,3, в Японии - в 1,5, во

Франции - в 1,3 раза, в Канаде - в 1,4 раза. Таким образом, реальная

величина общественного капитала значительно сократилась, причем особенно

непропорционально упала доля денежно-ссудного капитала. Эта деформация

имела серьезные экономические и социальные последствия. Дело в том, что в

структуре современного денежного обращения доминируют, как известно,

депозитные деньги, а не наличные. Действительно, в агрегате Мз доля

наличных денег в 1996 г. составила в США 9,0%, в Японии - 8,7%, в Германии

- 10,5%, в Италии - 11,6%, а во Франции - даже 4,8%. В России же инфляция и

обесценение ссудных капиталов, сокращение их реальной величины привели к

резкому повышению доли наличных денег в их общей массе, находящейся в

обращении (около 36%), с одной стороны, а с другой - к общей нехватке

наличных средств для платежей и расчетов в целом, к развитию бартера и т.

п. Серьезные деформации произошли и в отраслевых народно-хозяйственных

комплексах. Так, в обстановке обвального спада производства (в 1996 г.

индекс промышленного производства составил 45,3% от уровня 1990 г.)

структура промышленного капитала претерпела серьезные изменения. В

отраслевом разрезе спад был очень неравномерным: меньше всего пострадали

сырьевые отрасли, производство энергоносителей и первый передел, больше

всего кризис отразился на обрабатывающей промышленности. Как следствие,

структура промышленности оказалась "перекошенной": в ней резко возросла

доля сырьевых отраслей и ТЭК, в 1997 г. их доля в общем товарообороте

достигла половины, тогда как удельный вес обрабатывающей промышленности

опустился до уровня, характерного для слабоиндустриальных стран. В

результате Россия выбыла из числа 10 крупнейших индустриальных государств

мира. Это в полной мере отвечало интересам западных монополий, менее всего

заинтересованных в возрождении России как конкурента на мировых рынках.

Рентабельность коммерческих банков России оказалась несравнимо выше, чем в

реальном секторе. Более того, она выше, чем в экономически развитых

странах. Об этом можно судить по данным об отношении процентов по депозитам

и облигациям к процентам по кредитам. В России для коммерческих банков этот

коэффициент составил 1 : 3,29 против 1 : 1,42 в Германии, 1 : 1,49 в Японии

и 1 : 2,25 в США. Другими словами, банковский бизнес в России несравненно

более прибылен, чем в других странах, и это является прямым следствием

деформации структуры общественного капитала и относительной нехватки

ссудных капиталов. Об этом же свидетельствуют данные об отношении чистой

прибыли к активам в процентах (данные за 1995 г.): в России оно составило

6,68% против 3,42% в США, 1,95% в Германии и 1,51% в Японии. Как

справедливо отметил экономико-правовой журнал "Научный парк", "чистый

финансовый доход российских банков, как и сами доходы и расходы в

процентном отношении к активам, чрезвычайно высоки не только по сравнению с

банками стран ОЭСР, но и по сравнению с банками стран с переходной

экономикой". В этих условиях в банковскую сферу стал перетекать капитал из

промышленности и других отраслей. О диспропорциях в уровнях прибыли в

реальном и банковском секторах можно судить по следующим данным. Ставка

рефинансирования Центрального банка на конец 1997 г. (28%) в 5,4 раза

превышала уровень рентабельности предприятий в промышленности, т. е.

отношение прибыли к валовому выпуску продукции, которое равнялось 5,2%. До

финансового кризиса в октябре 1997 г. ставка рефинансирования была выше

рентабельности в промышленности в 2,6 раза. Таким образом, наряду с

естественными монополиями, ТЭК и сырьевыми отраслями, ведущие коммерческие

банки относятся к тем экономическим структурам, в пользу которых

происходило перераспределение значительной части чистого дохода других

отраслей производства и конечного потребителя. Отсюда насущная

необходимость устранения и этой деформации, как одно из условий

формирования нормальных условий воспроизводства для всех без исключения

отраслей экономики. Принятый Банком России курс на снижение ставки

рефинансирования вместе с уменьшением доходности государственных ценных

бумаг имел целью понизить норму ссудного процента, сделав в конце концов

кредит доступным для реального сектора. Но этот расчет оказался очень

уязвимым, поскольку, во-первых, в условиях азиатского финансового кризиса

власти были вынуждены пойти на значительное повышение ставки

рефинансирования для противодействия оттоку капитала из страны и

назревавшей девальвации рубля, и в результате кредит в целом подорожал; во-

вторых, даже в случае успеха упомянутых мер и удешевления кредита его

уровень оказался бы не в состоянии переориентировать кредитные ресурсы на

удовлетворение нужд реального сектора, поскольку сохранялся пагубный

дисбаланс между доходностью в сфере кредита и в сфере материального

производства; в-третьих, на снижение кредитных ставок банки ответили еще

большим понижением процентов по депозитам. Таким образом, принятые меры,

основанные на рыночных механизмах, оказываются недостаточными для

нормализации положения. Действительно, они не смогли устранить сложившиеся

перекосы в структуре общественного капитала. Вес это свидетельствует о

дезорганизации механизмов формирования средней нормы прибыли. Это связано

по крайней мере с тремя факторами: во-первых, с сохраняющейся высокой

степенью монополизации и неразвитостью режима конкуренции; во-вторых, с

параличом инвестиционной системы, поскольку известно, что межотраслевой

перелив капиталов осуществляется за счет новых капиталовложений; в-третьих,

с длительным бездействием экономических органов государства, которое

фактически самоустранилось от принятия мер по урегулированию ситуации. В

результате реформ средняя реальная зарплата сократилась в 4,5 раза. Процесс

массового обнищания населения привел к тому, что ныне 52% населения

относится к категории бедных и 19% - малообеспеченных. Доля оплаты труда в

ВВП оказалась в 1,8 раза меньше, чем в бывшем Советском Союзе. Но тогда

были еще общественные фонды, из которых оплачивались расходы на жилье,

образование, здравоохранение и пенсионное обеспечение. После 1991 г. эти

фонды в значительной части были ликвидированы. Что же касается

сохранившихся льгот для населения, то и эта система оказалась сильно

деформированной: лишь 20% общей стоимости льгот носят адресный характер, а

подавляющую часть льгот получают богатые слои. Дешевизна живого труда в

России выступает как серьезный тормоз технического и экономического

прогресса. Как справедливо отмечал академик Д. Львов, "труд в России

остается самым угнетенным фактором. Ссылки на то, что в мировом сообществе

давно признана недопустимость оплаты часа труда меньше, чем 3 дол., иначе

идет разрушение потенциала страны, у нас не действуют. Народ поставлен в

состояние социального геноцида". В результате за годы реформ резко

увеличился разрыв между получателями высших и низших доходов. Разрыв в

доходах 20% получателей высших и низших доходов составил по официальным

данным в 1991 г. – 1:4,5, в 1993 г. - 14,5, в 1996 г. - 13,8 (для

сравнения, в бывшем СССР соотношение было 1:4). Это несопоставимо с данными

по развитым капиталистическим государствам: от 1 : 4,3 в Японии и 1: 4,6 в

Швеции до 1: 8,9 в США и 1 : 9,6 в Англии. Еще более разительно соотношение

низших и высших 10% доходополучателей: в России он составляет 1 : 32,3

против 1 : 7,7 в Индии, 1 : 8,3 во Вьетнаме, 1 : 14 в КНР, 1 : 15,2 на

Мадагаскаре, 1 : 24 в Нигерии, 1 : 24,5 в Мексике. Деформированная

структура распределения доходов в России имеет существенное экономическое

значение. Во-первых, в том, что касается личного потребительского спроса

основной массы населения, то при общем его сокращении закономерно

изменилась его структура. В ней значительно возросла доля расходов на

продовольствие, достигшая в 1997 г. 60%, тогда как в развитых экономически

странах она несравненно ниже (18 - 25%). Соответственно сократился спрос на

все другие товары, в том числе промышленные. Заниженный курс российского

рубля (рыночный курс до 17 августа 1998 г. составлял в среднем 6,2 руб. за

1 дол. США, курс по покупательной силе валют вдвое выше) стимулировал

экспорт продукции топливно-сырьевого комплекса, а также металлургии,

обеспечивал высокий уровень их рентабельности за счет удешевления поставок

из страны невосполнимых ресурсов. Обратной стороной этого "процветания"

явился упадок других отраслей, с одной стороны, а с другой, за счет части

экспортных доходов временно удавалось как-то финансировать бюджет и

обеспечивать импорт продовольствия и предметов массового спроса. Как

показала практика, эта модель была очень уязвима, поскольку усилила

зависимость национальной экономики от конъюнктуры на внешних рынках и от

западных рынков капитала. Это наглядно обнаружилось в 1998 г., когда

вдобавок к финансовому кризису, начавшемуся в конце предыдущего года в

Азии, существенно изменились условия реализации на мировых экспортных

рынках и заметно ухудшились условия воспроизводства в отраслях сырьевого

комплекса, ТЭК и первого передела. Финансовый кризис повлек за собой как

снижение курсов акций этих отраслевых монополистов, так и падение цен на

сырьевых рынках. Действительно, курсы акций сократились более чем вдвое, а

цены на нефтяном рынке в августе 1998 г. упали до 11,6 дол./баррель против

прежних 19 - 23 дол. Обвал цен сделал нефтеэкспорт из России

нерентабельным. Это сопровождалось снижением цен по другим сырьевым

товарам, которые упали ниже уровня цен на внутреннем рынке, и сокращением

золотовалютных резервов, которые в сентябре 1997 г. достигли 23 млрд дол.,

а в связи с отливом иностранных краткосрочных капиталов уменьшились более

чем на 10 млрд дол. Общие потери страны от финансового кризиса и падения

цен на мировом нефтяном рынке оцениваются примерно в 70 млрд долларов.

Кризис модели экономического развития повлек за собой обострение социально-

экономической ситуации и смену правительства в марте 1998 г. Кабинет

министров во главе с С. В. Кириенко выступил с программой преодоления

кризиса и стабилизации экономики. Программа предусматривала реализацию

мероприятий в целях сокращения бюджетных расходов, улучшения сбора налогов,

снижения процентных ставок и обеспечения экономического роста.

Разработанная властями программа была неоднозначно встречена специалистами.

Указывалось, в частности, на неотложность и значимость мер по стабилизации

финансового положения и созданию предпосылок роста производства в реальном

секторе. Вместе с тем анализ программы показал, что она не носит

комплексного характера и во многом противоречива. В частности, любые меры

по дальнейшему сокращению личного потребления за счет переброски налоговой

нагрузки с производства на потребление, влекут за собой сокращение личного

потребительского спроса на рынке и лишь противодействуют экономическому

подъему. Аналогичны возможные последствия планов реформирования Пенсионного

фонда, недоимки в который достигли 100,2 млрд деноминированных рублей; если

не будет восстановлена платежеспособность этого фонда, разработаны меры по

сокращению пенсий. Между тем в середине августа 1998 г. финансовая ситуация

в стране существенно обострилась. Под воздействием мирового финансового

кризиса, отлива из страны спекулятивных иностранных капиталов и зашедшей в

тупик экономической политики властей создалась угроза обвальной девальвации

рубля и упали курсы ценных бумаг на фондовой бирже. Государство оказалось

перед лицом структурного разрыва между наличными ресурсами и непомерным

бременем платежей по внутренним и внешним обязательствам. Например,

обязательства коммерческих банков перед иностранными кредиторами достигли

16 млрд долл., т. е. почти сравнялись с инвалютными резервами Центрального

банка. (см. рис. 3.) Платежи же по ГКО-ОФЗ увеличились до 22 млрд руб. в

месяц, тогда как текущие налоговые поступления в бюджет исчисляются в 12 -

13 млрд рублей. В этих условиях 17 августа 1998 г. было объявлено о

чрезвычайных мерах властей, которые предусматривали переход к плавающему

курсу рубля, расширение валютного коридора в пределах 6 - 9,5 руб. за 1

доллар США, временный мораторий на погашение задолженности перед

иностранными кредиторами, реструктуризацию задолженности по ГКО и др.

Согласно расчетам мораторий на обслуживание внутреннего долга должен

высвободить 80 млрд руб. в 1998 г. и 150 млрд руб. в 1999 году. Дефолт

Рис.3. Золотовалютные резервы банка России

в апреле - августе 1998 года, млрд. долл.

означал отказ от основных принципов, которых правительство Черномырдина и

Минфин России придерживались последние три года. Дефицит бюджета

финансировался за счет выпуска внутренних и внешних обязательств. При этом

выплаты по ним имели первоочередной приоритет перед всеми другими. Эта

финансовая политика приносила свои плоды - доверие к России укреплялось, ее

кредитный рейтинг позволял делать заимствования не только правительству, но

также регионам и банкам. Ситуация на рынке ГКО-ОФЗ была тревожной и в 1996-

м, и в 1997 годах (как следствие чрезмерно высокой доходности 1996 года).

Нужно отметить, что архитекторами рынка ГКО-ОФЗ оказались жертвами

общепринятой догмы, согласно которой внутренние обязательства страны должны

быть номинированы в национальной валюте. В общем это верно, но не для

России 1996 года, когда в силу еще сохранившихся ожиданий высокой инфляции

и политических рисков, связанных с президентскими выборами, существовали

завышенные оценки валютных рисков. Таким образом, даже при небольших

объемах заимствований доходность ГКО-ОФЗ не могла быть ниже 40-60 %, а при

больших объемах, необходимых перед президентскими выборами, она реально

повышалась до 100-200 % годовых.(см. рис. 4). Главная же сложность ситуации

состояла в том, что одновременно Банк России проводил политику сдерживания

инфляции путем ограничения роста денежной массы. По планам она должна была

увеличиваться на 20-30 % в год, но реально рост был меньшим, особенно массы

безналичных денег. Если доходность внутренних облигаций существенно и

длительное время превышает темпы роста безналичной денежной массы, то

появляется риск превращения внутреннего долга в денежную пирамиду -

исчерпания возможностей для поддержания системы. В 1997 году проблему

снижения доходности ГКО-ОФЗ до 20-30 процентов годовых удалось решить за

счет привлечения иностранных инвесторов. При этом не придали значения тому,

что в этом качестве выступали в основном рискованные хедж-фонды, славящиеся

своим "стадным поведением" и уходящие с рынка при первых же признаках

нестабильности. Именно они и стали главными инициаторами кризиса

внутреннего долга Росии. Тем не менее дефолт был выходом с недопустимо

высокой ценой, самым худшим из всех возможных вариантов. Во- первых,

российские банки, следуя общепринятой в мире практике, хранили в ГКО-ОФЗ

значительную долю своих резервов. Замораживание ГКО-ОФЗ поставило многие

крупнейшие банки буквально на грань банкротства. Во-вторых, кризис

банковской системы парализовал расчеты между предприятиями, а также между

ними и бюджетом. Государство не получает налоговых поступлений, необходимых

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16